— А-а-ах ты отродье вольпефоррского выскочки! — рёв схлестнулся с хлопком дверцы в исповедальню.
Глаза резануло холодным серебром света, Сезар невольно прикрыл их рукой. Горячая жирная лапища заграбастала его за плечо, вытряхивая из исповедальни.
— Иди за мной, мрази пасынок!
К тому времени, когда покаявшийся грешник очухался и проморгался, король Франциско вынесся из часовни, лишь по порогу собольим мехом скользнули полы его ропоны. Котронэ поторопился следом, на ходу поправляя перекрутившийся рукав колета, чёрного, как последние дни Райнерито.
Дождь заливает город, светлопрестольный город, пела погода новый романс драматика, ставившего светские пьесы в святые дни, вечность осиротевший без истинного короля. Патио со всеми его яблонями и розами, скамейками и статуями рассеивалось, иссечённое хлёсткими косыми струями. Ступени лестницы на галерею выскальзывали из-под сапог, и ради сохранности своей шеи Котронэ замедлил шаг. Карой за промедление ему стал беззвучный для уха щелчок от Клюва ви Ита: канцлер передал его, сморщив и тут же распрямив нос. Он стоял на крытой галерее по правую руку от короля и с перелины на плаще сгонял морось.
— Котронэ, — Ита исподволь кивнул на короля Франциско, что как раз смерил камергера настороженным, недоверчивым взором. — Не смей о чём-либо спрашивать. Просто сыграй Райнеро прямо сейчас.
Сезар не понял, как его руки скрестились на груди, а ноги, увы, не такие же тощие, расставились шире. Он тряхнул головой, смахивая со лба волосы.
— Король, отец мой, — заговорил он голосом, на полтона ниже его собственного. — Я грешен, ибо жажду вражеской крови. — Веки опустились. Но лишь затем, чтобы резко подняться, высвобождая прямой, непримиримый, иззелена-зелёный взгляд. — Дайте. Мне. Командование
— Война должна быть поручена тем, кто способен с ней уживаться и оборачивать её выгодами для себя и своей страны, ты же показал, что тебе не по си… — король Франциско начал было надвигаться на неуёмного «сына», как вдруг отпрянул, чудом на задавил Клюва и неловкими пальцами и сотворил солнечное знамение.
Котронэ поклонился, спрятав усмешку за прядью волос. В своё время сам демон театра пал пред величием его актёрской игры.
— Если это не происки Отверженного, то божественный дар, — пробормотал Страж Веры, качая взлохмаченной от сырости гривой и не глядя творя знамение за знамением. В живом глазу плескала чистейшей воды растерянность, стоило бы торжествовать — лжеРайнеро смутил отца, чем не мог похвалиться Райнеро настоящий.
