Тот лишь хитро прищурился.
— Ну, не такой уж и старый…
— Ага, а сводничества, значит, не отрицаете?
— Признаюсь. Грешен. И не раскаиваюсь. Разве вам было плохо вместе?
Фыркнув и покраснев, словно девочка, Варвара отвернулась. На Эриха Марию невозможно было долго сердиться.
— Наверное, это лучшее, что случилось со мной в жизни, — призналась она, наконец. — Но только что теперь с этим делать — ума не приложу.
— Сложно, — кивнул брат короля. — К тому же, у каждого из вас сейчас нелёгкие моменты. У него — развод, с которым Эстер попортит ему немало крови; у вас — адаптация дочери в новой среде, отложенная, правда, на месяц, но неизбежная. Основную трудность здесь я вижу в притирке с Элианор, памятуя, как нелегко прижилась у нас во дворце Стелла, её первая невестка. А ведь она королевской крови, но ведь тоже казалась нехороша, но теперь королева иногда даже прислушивается к её мнению… Так что — дело это не безнадёжное, но долгое, и требующее терпения. Нервов и недюжинных способностей к дипломатии. А у вас эти качества имеются. Скажу откровенно, не будь я женат…
Он вновь сощурился.
В таких случаях на балах дамы шутливо шлёпают мужчину по пальцам веером, чтобы, дескать, не заговаривался, а то чересчур прозрачны его намёки. Варвара же строго погрозила пальцем:
— Но-но! Нет уж, господин ловелас, теперь я знаю, чего от вас ожидать, и на вашу удочку не попадусь. Но раз уж вы ко мне и впрямь неравнодушны…
— Говорите, прелестнейшая. Я же вижу, вы не решаетесь о чём-то спросить.
Варя потёрла ладонями щёки…
— Расскажите о нём.
Она уже забыла о благопристойных планах поставить крест на «курортном романе», как успела назвать своё ночное приключение; о том, что совсем недавно панически испугалась возможных сердечных переживаний, а тем паче — астрономических счетов от кредитора-Судьбы. Её безудержно тянуло к мужчине, который не просто занимался с ней сексом — он любил её, он её боготворил! Какая женщина этого не почувствует и не потянется всем сердцем?
Но так всё непросто…
Она глотнула свежего горячего кофе, каким-то образом оказавшегося в новой чашке. Здесь вообще всё делалось, словно по мановению волшебной палочки: вот и сейчас, словно сама собой, материализовалась вазочка с душистыми ванильными сухариками, рядом терпеливо поджидал молочник с горячими сливками, посверкивал гранями пилёный сахар в серебряной сахарнице… Но ничего этого пока не хотелось.
Племянник брата короля. По какой линии? Возможно, родственник и самого Эдварда, тоже Ремардини? И наверняка какой-нибудь герцог или виконт… Ах, да, герцог. Его светлость, значит… И она, главбухша из провинции. Мезальянс, как ни крути.
