«Ей холодно, — решил Стефан, а затем одернул себя, — да с чего ж? Она сама не теплее камня».
— Послушай, — голос прозвучал тихо, умиротворяюще, — если бы не Камни крови, которые были созданы магом Гелиссэ, ты бы меня не смог скрутить и притащить сюда… Я говорю правду.
Стефан мотнул головой.
— Ты помолилась? Если нет, то твое время истекло.
В самом деле, хватит. Ему еще возвращаться домой. Предстоит тяжелый разговор с братом, если, конечно, бой не на жизнь, а на смерть можно назвать разговором.
Поднимать меч было невыносимо трудно, как будто он вмиг потяжелел раз в десять. Стефан скрипнул зубами, чувствуя, как вздуваются вены на руках, как бешено молотит пульс.
Легко убивать, когда ненавидишь. Легко убивать, вспоминая несчастную Росу, которая уж никак не заслуживала такой участи. И вместе с этим невероятно трудно заносить меч для последнего удара, когда внимательный и спокойный взгляд серых глаз не отпускает, заставляет сбиться дыхание, когда всего на миг перед тобой не тварь и отрыжка Хенеша, а слабая и красивая женщина…
Клинок резко пошел вниз, отделяя голову от туловища.
И в то же самое мгновение Стефана дернуло назад сразу десятком холодных рук. Скрюченные пальцы вцепились в тело, впились в плоть, грозя разорвать на куски. Ллэ! Он извернулся, одного все же ткнул острием меча, второго боднул головой, но… слишком много. Пока рассказывала сказки, госпожа призвала верных слуг, безмолвных, неслышных ллэ, чтобы они удержали карающую длань.
Он почувствовал, как его оторвали от пола, приподняли, а затем ловко поставили на колени. Чья-то холодная пятерня схватила за волосы, выворачивая голову вверх.
Взгляд уперся в черное кружево платья. Ллэ освободили свою госпожу, и теперь она молча стояла и смотрела на Стефана, склоняя голову то к одному плечу, то к другому. Было что-то совершенно нечеловеческое в этом, казалось бы, незамысловатом движении. Бездушное, пугающее… неживое.
— Стефа-ан, — прошептала она, касаясь холодными пальцами щеки, — если бы ты не был некромантом, то был бы давно мертв, и мои ллэ уже полакомились бы твоей плотью. Но поскольку наши переговоры зашли в тупик, и ты не слышишь меня, я предлагаю тебе вот что. Отпустите его.
Он исподлобья смотрел на кружево, сквозь которое просвечивала белая кожа, и удивленно моргнул, увидев черную кожаную плеть-семихвостку.
— Я понимаю твой гнев и принимаю твою ненависть, — как будто издалека доносился голос госпожи, — если хочешь, накажи меня. Тебе станет немного легче. Но убить себя я все же не дам.
