— Время потеряем. Мы понятия не имеем, что нас ждет дальше. А вдруг на дне этого вашего Разлома сидит кто-то разумный? И собирает силы, чтобы нанести удар?
— Нет там никакого разума, — Лорин пожимает плечами, затянутыми в черную кожу, — мы бы знали, еще тогда… Эта сущность неразумна. Мы всего лишь дойдем до ее источника и запечатаем все, что можно. Упокой ее, Стефан, прошу.
— Людей тебе не жалко, а чудище жалеешь.
— Она служила мне еще тогда, когда твой дед учился на коне ездить, — усмехается Лорин. Очень мягко и как-то по-доброму, что ли… — и никогда, никогда меня не предавала.
— Хорошо.
Стефан прикрывает глаза, чтобы лучше чувствовать тот, нереальный мир смерти. Ощущает холодное касание к лицу, словно водоросли на дне реки. Стоит открыть глаза — и прошибает ледяной пот. Так вот почему Разлом должен закрыть некромант! Откуда-то из глубины выбрасываются вверх тугие струи черной, мертвой силы. Бьют фонтаном, вьются бесформенными лентами, словно сотканными из частиц пепла — и исчезают наверху, в багровой дымке. Но если присмотреться внимательно, становится видно, что то и дело в черноте пыхают крошечные алые искры — словно первые капли крови, упавшие на черный бархат.
"И здесь магия Крови", — отстраненно соображает Стефан, собирая волю в кулак.
Он переводит взгляд на виверну. Вокруг твари слабо шевелящийся седой кокон, перевитый багровыми прожилками. Впрочем, примерно такой же кокон шевелится и вокруг самой Лорин. Вокруг вампирши и ее твари красного куда больше, чем черного.
"Ну да, ее же создавали магией Крови в тот же миг, что и убивали".
— И что мне сделать? — непроизвольно шепчет Стефан.
Ответ приходит сам собой. И вот уже легким, почти непринужденным движением он схватывает руками нити из кокона вокруг виверны, дергает на себя. Вплетенная в смерть магия Крови, вдруг лишившись опоры, резко опадает, окропляя веером алых брызг все вокруг. А виверна шумно падает, теперь уже окончательно мертвая.
То, что он проделал, уже отличается от того, как сминал энергетическое поле вокруг Крастора. Впрочем, убивая очередного вампира, он вообще мало что соображал.
Стефан встряхивает разгоряченными руками. Почему-то после чародейства ладони жжет, и болят они, болят по венам вверх до плеч. Во рту сухо как будто он в степи посреди знойного полдня.
Он жмурится, прогоняя видение плетения сил этого мира.
И невольно вздрагивает, когда тонкие руки нежно обнимают его за шею, а теплые, совсем человеческие губы невесомо касаются его собственных.
