— Он был лучшим моим учеником, — ухмыльнулся маг и углубился в письмо, — можно сказать, что в некотором смысле он оправдал мои ожидания. В этом Крастору не откажешь.
Зоринка терпеливо ждала.
Что-то подсказывало ей, что Таро только начал претворять в жизнь свои планы.
…Дописав, маг выразительно поглядел на Зоринку.
— Вот это, — сказал он, — отдашь госпоже Лорин, когда она вернется. Поклянись, что будешь хранить это письмо при себе и отдашь только Лорин.
— Клянусь, — несколько торопливо ответила Зоринка.
Ей казалось, что маг еще больше побледнел, и что ему совсем худо. Скорее всего, та странная личинка причиняла ему боль. Но о ней больше не было сказано ни слова, и Зоринка решила, что отсутствие чрезмерного любопытства красит девицу.
— Нам осталось кое-что с тобой, — глухо сказал Таро, продолжая сидеть за столом, — а потом я уйду.
— Куда? — она встрепенулась. Как же так? Он обещал учить ее…
— Неважно, цветочек, — Таро хмурился, — уже неважно. Давай, иди сюда. Время не ждет. Сейчас я постараюсь передать тебе некоторые свои знания, которые пригодятся, когда будешь лечить своего Демена.
— А ты…
— Я не вернусь, — он резко мотнул головой, — но, возможно, когда-нибудь… мы еще встретимся.
Она поднялась и, словно во сне, подошла к столу.
— Протяни руки и положи их на стол, — приказал Таро, глаза жутковато сверкали в полумраке.
Зоринка подчинилась. Внутри все переворачивалось от страха, беспомощности и дурного предчувствия.
Горячие ладони накрыли ее пальцы.
— Смотри на меня, Зоринка. Смотри мне в глаза.
После той ночи, полной исступленной страсти, все вдруг стало на свои места. Мир обрел небывалую яркость, словно до этого был подернут бесцветной, мутной дымкой. Как будто не хватало последнего фрагмента мозаики, а потом все разом сложилось в непостижимый, замысловатый узор. И глубоко в душе поселилась уверенность, что теперь — до самого конца — все будет так, как надо.
В душе Стефан усмехался. Ну поди ж ты, стоило всю ночь напролет любиться с вампиршей, и вот оно, спокойствие духа как на блюдечке.
Наверное, это он от страха на нее так набросился. Потому что стоя на краю каждый одинок, и каждый боится.
Усмехался… и пытался размышлять, уже с холодной головой. В самом деле, с чего бы ему набрасываться на Лорин, как изголодавшемуся по женской ласке юнцу? И дело тут вовсе не в том, что она щеголяла по замку в этих своих прозрачных платьях. На своем веку Стефан достаточно голых баб перевидал, чтобы не выпрыгивать из штанов при виде молочно-белого тела. Дело было в том, что — уж в этом-то он себе мог признаться — сам он изменялся. И вот эти-то изменения позволили увидеть в Лорин не кровавую госпожу Пустошей. Человека. Более того, человека, в какой-то степени достойного уважения — если только то, о чем сказал зеленоглазый маг, было правдой.
