— Лорин.
— Да? — она встрепенулась, стряхивая оцепенение и приходя в себя.
— Сядь, — он похлопал ладонью рядом с собой, — мне нужно кое-что тебе сказать.
Поежившись, она подчинилась — а в глубине души изумилась тому, что они поменялись ролями. Раньше себя чувствовала чудовищем, а теперь вот дрожит, словно овца перед волком.
Стефан повернулся к ней. Совсем по-мальчишечьи взъерошил волосы, как будто собираясь с мыслями. Она с трудом удержалась, чтобы не протянуть руку и не убрать упавшие на лоб пряди.
— Ты спасла две жизни, — наконец произнес Стефан, — выходит, за мной должок. Помнится, я обещал тебя согреть… если ты станешь хоть немного человеком.
Лорин вздрогнула и невольно отшатнулась.
— Н-не нужно. Мне ничего не нужно.
Стефан улыбнулся, но улыбка получилась вымученной.
— Я ненавидел тебя, Лорин. За все, что ты сделала. Потом смирился с тем, что у нас есть общая и очень важная цель, и что нам предстоит идти к ней рука об руку. Я убеждал себя в том, что это не полностью твоя вина, в том, кем ты стала. А сегодня я понял, что ты ничем не отличаешься от обычных людей. В любом из нас живет чудовище, и от этого никуда не денешься. Поэтому, — тут он помолчал несколько мгновений, — я хочу, чтобы ты знала. Мы одинаковы с тобой… Ты ничем не хуже меня, и ничем не хуже прочих. Хорошо, что я это понял сейчас, а не тогда, когда предстану перед моими предками в светлом царстве Тефа.
— Стефан… — выдохнула она ошеломленно, но он прервал ее.
— Подожди. Это еще не все. Я не сказал самого главного, Лорин… Знаешь, мне жаль, что у нас не осталось времени. Потому что, если бы оно было, я обязательно влюбился бы в тебя. В тебя просто невозможно не влюбиться… Но, видишь ли, очень непросто это понять, и хорошо, что я понял это сейчас.
Свет гаснущего факела на миг отразился в черноте, что залила глаза Стефана, а потом оружейную затопил кромешный мрак.
Лорин поморгала, приноравливаясь, подстраивая зрение. И замерла, не смея шевельнуться, когда теплая рука Стефана осторожно легла ей на затылок, зарываясь в распущенные волосы. Она не сопротивлялась, когда горячее дыхание некроманта опалило ее губы. Почти не шевелилась, боясь спугнуть желанное до боли мгновение, сладкое до горечи прикосновение его губ.
Потом что-то изменилось в ней самой: струна, натянувшись в груди, резко и болезненно лопнула. Всхлипнув, Лорин жадно, прикусывая до крови, впилась в целующие ее губы, дернула ворот льняной рубахи, разрывая ее до пояса, и почти не почувствовала, как затрещало кружево ее платья.
