— Знает только рожь высокая, как поладили они...
Ах, Мария, Мария! Где же ты?
Свернул на Келецкую. Марек присвистнул: очередь к консульству чуть ли не перегораживала улицу. Невыспавшиеся, хмурые люди переминались, зевали, ежились и плотно, дружно молчали, точно помянуть кого пришли или вдруг перессорились здесь все. Сизое сигаретное облако перетекало через решетку во двор консульства. Марек и Лида нехотя выбрались из машины, Марек прикрепился к очереди, слился с нею, а Лида, подчеркивая, что она здесь сама по себе, отошла под сень каштана, прислонилась к стволу, теснее закутавшись в розовую кофту.
Притормозил у белого двухэтажного особняка— из ворот его выезжала черная «Волга». На выезде ждали ее трое бородатых русских. Пан Тадеуш услышал — цепким таксистским ухом, без нужды запоминающим слова, крики, смех, как некие дорожные приметы длинного дня, прощальную фразу одного из русских:
— Олег, передай Якубовскому. Пусть осмотрительнее будет. Пусть вовремя отходит. На дело и со стороны не вредно посмотреть. Отойди, оцени, тогда уж продолжай.
Инвалида пан Тадеуш заметил издалека — красная коляска на зеленом газоне резко цепляла взгляд. Странно голосовал инвалид проходящим машинам, руку ставил на подлокотник коляски, как школьник, просящийся к доске, а когда машина проскакивала, тянул вслед руку, махал и опять опускал на подлокотник.
«То ли реакция не та, то ли робеет, то ли время проводит, сам с собой играет», — рассуждал пан Тадеуш, притормаживая возле инвалида. Щуплый, рыжий, с мучнисто-нездоровым маленьким лицом, тот испуганно глянул на пана Тадеуша и тотчас отвел глаза.
— Далеко собрался?
— Да тут... я из госпиталя... должны встречать... санитарку отпустил...— забормотал инвалид, не поднимая глаз.
— Кто должен встречать?
— Родные. Что-то случилось. Не пришли. А может, путаю?
— Что путаешь?
— Может, у дома встретят. Телефон... Плохо слышно... Не разобрал толком.
— Ясно. Где живешь?
— В Праге[3].
Пан Тадеуш взял инвалида на руки — обдало больничной горечью и затхлостью,— занес в машину. Разобрал, развинтил коляску, убрал в багажник.
— Встретят, говоришь? — повернулся пан Тадеуш к инвалиду.
— Да, да. Уже ждут. И деньги у меня в кармане. Все хорошо. — Глаза у инвалида бегали и на веснушчатом маленьком лбу выступил пот.
Привез он Марию в Варшаву, и Мария ахнула:
— Сколько цветов!
И когда стали судить да рядить, чем же заняться теперь Марии, она сладко и звонко вздохнула:
— Хорошо бы цветами.
