Позавтракали горячей, разваристой пшённой кашей, обильно сдобренной домашним маслом, запивая её густым, холодным молоком. Сашка запрыгнул в кузов, остальные стали подавать ему обмотанные тряпками косы, грабли, вилы, посуду, заботливо упакованную тётей Надей еду.
В последнюю очередь в кузов грузили гостью. Брат тянул за руки, а дядя с тёткой суетливо подталкивали снизу, приговаривая, что лучше бы ехала в кабине, а то в кузове-то растрясёт ненароком.
Мокрая от усилий, красная от стыда, Оля с трудом перевалилась через борт и уселась на пристроенное возле кабины сиденье.
— На, укройся, а то продует. — Сашка заботливо протянул ей ватную телогрейку. — Отец сегодня сердитый, с ветерком помчится.
Грузовик действительно понесся лихо, не притормаживая на выбоинах, оставляя за собой, словно дымовую завесу, клубы пыли. Вцепившись намертво в край сиденья, Ольга пожалела в душе, что отказалась от предложения добраться до покоса в кабине.
Неожиданно машина резко затормозила.
— Что случилось? — крикнула в ухо Сашке сестра, боясь, что он не услышит её из-за шума мотора.
Посмотрев за борт, тот промолвил, ухмыляясь во весь рот:
— Камарья тоже на покос собралась.
— Какие комары? — громко переспросила она.
— Тише ты, — ткнув локтём в бок, зашипел Сашка, — сейчас увидишь.
Но Ольге уже было не до него. В кузов с грохотом влетела коса, так же, как и у них, обмотанная тряпкой, потом потрепанного вида рюкзак, пара связанных за ушки верёвочкой кирзовых сапог, показалась старческая босая нога, и не успела Оля моргнуть глазом, как, легко перемахнув через борт, в кузове машины оказалась бабка. Сноровисто пробравшись к сиденью, она деловито подтолкнула Сашку, угнездилась справа от него и, перегнувшись к окну кабины, крикнула дяде Степану:
— Поехали!
У Ольги появилось стойкое желание помотать головой и проснуться. Одетая в длинную чёрную юбку, свободную ситцевую рубаху, подпоясанную широким цветастым фартуком, — старушенция очень походила на бабу-ягу. Сказочный образ попутчицы подчёркивали слегка крючковатый нос, изрезанное глубокими морщинами лицо и седые пряди волос, выбивающиеся из-под стянутого на затылке цветастого платка.
— Гостья, гляжу, к вам приехала, — взглянула бабка на неё неожиданно яркими, пронзительно-синими глазами.
— Ольга, — представил брат. — Тёти-Танина дочка.
— Вижу, что Танькина, — одно лицо. Только глаза не её унаследовала, — внимательно оглядев городскую гостью с ног до головы, проговорила новая пассажирка. И, словно потеряв к ним всякий интерес, отвернулась и стала внимательно разглядывать проносящиеся мимо деревья.
