Склонив голову набок и глядя на меня с недоверием, она спрашивает:
– То есть то, что я отказываюсь от «Будвайзера», смешанного с томатным соком и соком моллюсков, делает меня примадонной?
Очевидно, я достаточно пьян, потому что пою несколько строчек песни единственной примадонны, которую могу вспомнить на данный момент: «Я всегда буду любить тебя». А потом поднимаю свой бокал и снова опускаю его.
Харлоу смотрит на меня так, как будто я спятил, но, клянусь, ей весело. В глазах появляется улыбка, хотя брови по-прежнему строго сведены на переносице:
– Ты не сможешь петь, чтобы спасти свою жизнь.
Вытирая рот ладонью, я говорю:
– Ничего. Ты еще не слышала, как я играю на пианино.
Она прищуривается еще сильнее:
– Ты что, процитировал только что «Смитов»?[2]
– Я удивлен, что ты это заметила. Это же не цитата из песни Пи Дидди.
Она хохочет:
– У тебя какое-то просто фантастическое представление обо мне.
– Так и есть. – Текила попадает мне в кровь, и я чувствую, как тепло разливается по груди.
Наклоняюсь поближе, так, что могу почувствовать ее запах. Она всегда пахнет чем-то теплым, немного землистым и сладким. Как будто пляжем, и кремом для загара, и жимолостью… Я сказал Харлоу кучу слов, не связанных с сексом, за последние пять минут – больше, чем за все время, которое она провела в Канаде, и удивляюсь, потому что, оказывается, с ней не только легко разговаривать – с ней разговаривать приятно.
– И мое представление о тебе все время меняется – теперь, когда ты не просто симпатичная мордашка у меня на коленях.
– Ты потрясающий ублюдок, Финн.
– Этот разговор творит чудеса в плане расширения наших горизонтов.
Она берет свой стакан, выпивает и морщится, а потом произносит:
– Не забегай вперед, Солнышко. Мне нравится наша договоренность.
– А у нас есть договоренность?
Кивнув, она наливает нам еще по порции.
– Мы с тобой либо подеремся, либо будем трахаться. Мне кажется, я предпочитаю ту часть, где про трах.
– Что ж, тогда я вынужден согласиться.
Когда она протягивает мне следующий стакан вдобавок к трем пива, которые я употребил с Анселем, я спрашиваю:
– А почему ты все-таки приехала ко мне? У меня не было возможности спросить тебя об этом, потому что ты все время сидела у меня на лице. Твой визит был… неожиданным.
– Но ведь потрясающим? – спрашивает она, поднимая брови, как будто понимает, что я не смогу это отрицать.
– Конечно.
Она облизывает тыльную сторону ладони, сыплет туда соль еще раз и смотрит на нее, задумавшись:
