- Что-нибудь случилось?
Я открыл рот и... попросил разрешения постоять за штурвалом. "Хотя бы минуту-две", - добавил я смятенно.
Недавно, правда, мне позволили "подержаться за колесо" в Баренцевом море, на пропахшем треской мотоботе. Часа три я вращал синими от холода руками руль, пока подвыпившая команда жарила в кубрике грибы, радуясь тому, что нашелся идиот, который добровольно мокнет наверху.
- В Баренцевом море что вдоль, что поперек... - саркастически отозвался Владимир Питиримович о моем опыте, оглядев меня испытующе и, по-моему, даже потянув носом воздух: не надрался ли писатель?.. Добавил с тем уничижением, которое, как известно, паче гордости: - Мы не моряки, мы рекаки...
Но постоять у штурвала разрешил.
Подождали, где Енисей разлился особенно широко и походил на пруд и где безопасно было поэтому подпустить - на несколько минут - к штурвалу даже и обезьяну. Я коснулся электроштурвала, как священного сосуда. И так стоял минуту, не более, ощущая холодок пластика и не стронув руль ни на волос. Просто полежали руки на рулевом колесе недвижимо - Владимир Питиримович, не отрывая взгляда от фарватера, вдруг резко шагнул к штурвалу и встал за него.
В рубку влетела, распахнув дверь настежь, Нина в переднике. На ее белых волосах встряхивались жестяные бигуди. Не успела даже прикрыть их. Платочек на плечах. В смоляных выпуклых, как у галчонка, глазах, - тревога. Увидела Владимира Питиримовича.
- Ты!? Я подумала - что стряслось!.. Корма виляет, как овечий хвост.
- Водокруты... - выдохнул Владимир Питиримович. - Побросало... Покосившись смущенно в мою сторону и передав штурвал рулевому, он положил руку на ее плечо, острое, худенькое, как у подростка.
- Тайга горит, чувствуешь? - спросил он вдруг всполошенно, похоже, вспомнив о моем присутствии.
- Где-то за Туруханском. В наших краях.
- Горит, - не сказала, шепнула она, вся подавшись вперед и прижимая щеку к его руке.
- Теперь до дождей, - с тоской вырвалось у него. - Пока не зальет...
- Потушат! - заметил я бодро.
Владимир Питиримович взглянул на меня, как на несмышленыша. Объяснил, погасив досаду (даже такого не знает человек!):
- Не тушат тайгу! Если лес в ближайшие годы не сводят, не предназначен к вырубке - не тушат. Не расчет, говорят. - И вполголоса, с откровенным отчаянием: - Горим... Всю дорогу горим...
В рубку постучали. Я невольно попятился от дверей... Протолкались, один за другим, бородачи с котомками и пилами за плечами. Пошарили глазами, кто постарше, и - ко мне:
