Он поднял стриженую голову, поискал кого-то мутными глазами. И вдруг закричал остервенело, жилы на его шее напряглись:
- Алле! Усть-Пит!.. - Он привстал. - Я тебя! Тебя! - Он показал раздробленным пальцем на солдата, который служил в лагерной охране. - Тебе говорю!
Солдат оглянулся тревожно:
- Я не из Усть-Пита!
- Он не из Усть-Пита, слыхали?! - И заколыхался от злого пьяного хохота: - Иди, сбросимся в картишки!
- Не на что! - солдат поспешно натягивал сапог. - Добра что у меня, что у тебя...
- Прикидывайся!.. Весь мир наш!.. Вот, сыграем на этого, с прожидью! И он показал пальцем на меня.
Седой геолог встал, проревел своим таежным голоском, что ежели вольноотпущенники орелика не уймут...
Подействовало, вроде. Заиграли в картишки друг с другом, поглядывая недобро то на солдата, то на меня.
Я стал задыхаться от вони портянок, сивухи, раздавленной селедки. Как же раньше не чувствовал?.. Но... сейчас уйти?! Я присел на полку, искоса поглядывая на вторую группку стриженых картежников, которых поначалу принял за солдат... Играли свирепо. Дудинский, с наколками, парень проигрался в пух, отдал свою нейлоновую рубашку, ботинки, брюки; раскачивался на скамейке, в одних трусах, обхватив руками голые колени.
Седой геолог стремительно поднялся с пола, плюхнулся рядом со мной.
- Быстренько отсюда! - шепнул он. - Вас проиграли в карты!
- Что-о?!
- Идемте-идемте!.. Я эту публику знаю... Перепились. Играть не на что, - объяснил он, когда мы вышли на палубу. - "Порешишь жида, сказали этому... горемыке, - отыгрался..." Запритесь в своей каюте. Или лучше у меня. Но вначале сообщите капитану...
...В рубке, застекленной и просторной, вольница. Рулевой бос. Ботинки рядом. Сидит на высоком табурете, у электроштурвала, обмотанного лентой из пластика. Штурвал от матросских ладоней блестит. За электрическим - большой штурвал, ручной. Босые ноги рулевого - на нем.
- Где Владимир Питиримович? - спросил я почему-то шепотом. Тот кивнул в сторону. Владимир Питиримович, у поручней, рассматривал в огромный бинокль берег. Рулевой позвал штурмана. Я оглядел отполированную, неправдоподобной белизны рубку, сверкающие никелем тумблеры дистанционного управления, гирокомпасы, зачехленный локатор, рацию, радиотелефон прямой связи с Красноярском - корабельный быт XX столетия, и все происшедшее внизу показалось мне ирреальным. Дичайшим сном.
Владимир Питиримович, войдя в рубку, взглянул на меня озабоченно.
