Ястребиный источник | страница 27



Герой

Вот так я проклинал свое геройство
За то, что не меня — его ты любишь.

Дева

Когда твое геройство столь же мнимо,
Как красота моя, уйду из мира;
Монахинь чтят хотя бы; им не нужно
Обманывать и мучить.

Герой

Да, их чтят,
Я знаю, — но не ради их самих,
А за святую жизнь.

Дева

Скажи еще,
Что только Бог нас любит не за что-то,
А просто так. Но если сердце жаждет
Мужского обожанья и любви?

Дурак на обочине

Когда поток минут,
Что в гроб нас волокут,
Поворотится вспять
И мысли, что дурак
Мотал на свой колпак,
Придется на начало размотать, —
Освободясь от пут
И мыслей и минут,
Я стану тенью вновь,
Тогда средь облачков,
Воздушных дурачков,
Быть может, встречу верность и любовь.

СВЕРСТНИКИ

Я не от старости охрип
И голос надсадил,
Нет, это я смеялся так,
Что выбился из сил.
Когда луна, как в кружке эль,
Мерцает в небесах,
Идет-бредет старуха Медж
С репьями в волосах.
Она несет в руках чурбак,
Закутанный в тряпье,
И стонет: «Баюшки-баю,
Сокровище мое!»
Когда безмозглый старый Джек,
Что был делягой встарь,
На пень залазит и орет,
Мол, я — Павлиний Царь, —
Смеясь до колотья в боку,
Ухохотавшись весь,
Я знаю, в ней поет любовь,
А в нем кричит лишь спесь.

Из книги «Винтовая лестница»

(1933)

РАЗГОВОР ПОЭТА С ДУШОЙ

I

Душа

Вступи в потемки лестницы крутой,[75]
Сосредоточься на кружном подъеме,
Отринь все мысли суетные, кроме
Стремленья к звездной вышине слепой,
К той черной пропасти над головой,
Откуда свет раздробленный струится
Сквозь древние щербатые бойницы.
Как разграничить душу с темнотой?

Поэт

Меч рода Сато[76] — на моих коленях;
Сверкает зеркалом его клинок,
Не затупился он и не поблек,
Хранимый, как святыня, в поколеньях.
Цветами вышитый старинный шелк,
Обернутый вкруг деревянных ножен,
Потерся, выцвел — но доныне должен
Он красоте служить — и помнит долг.

Душа

К чему под старость символом любви
И символом войны тревожить память?
Воображеньем яви не поправить,
Блужданья тщетных помыслов прерви;
Знай, только эта ночь без пробужденья,
Где все земное канет без следа,
Могла б тебя избавить навсегда
От преступлений смерти и рожденья.[77]

Поэт

Меч, выкованный пять веков назад
Рукой Монташиги,[78] и шелк узорный,
Обрывок платья барыни придворной,
Пурпуровый, как сердце и закат, —
Я объявляю символами дня,
Наперекор эмблеме башни черной,
И жизни требую себе повторной,
Как требует поживы солдатня.

Душа

В бессрочной тьме, в блаженной той ночи,
Такая полнота объемлет разум,
Что глохнет, слепнет и немеет разом
Сознанье, не умея отличить
«Где» от «когда», начало от конца —