Летопись 2. Черновики | страница 6
Единственное живое существо, которого она не боялась. Единственное существо, любившее ее — отец более дарил любовью Сильмариэн, мать была занята только сыном. Единственный, кому она могла рассказать все, что ее мучило. Даже ночью он оставался при ней в закрытой изнутри на ключ опочивальне — ложился у дверей или на коврик у камина, и во сне не желая расставаться со своей хозяйкой.
Это произошло в летний день Эрулайталэ, когда, в венке из цветов, вместе со всеми она стояла на вершине Менелтармы, и государь возносил благодарение Эру. На миг она закрыла глаза — и увидела в бледном свете звезд искаженное от непереносимой боли мертвенно-бледное лицо — кровь, сочащуюся из пустых глазниц, из незаживающих ран, вцепившиеся в ворот одежды скованные руки… Волна боли нахлынула так внезапно, что она едва сумела устоять на ногах. Неужели даже здесь, на этой священной вершине, наваждение будет преследовать ее, неужели нет места в Арде, недоступного Врагу?..
Она надеялась найти в своих видениях хотя бы малейшее противоречие, которое позволило бы ей думать — это ложь, все было не так. Но — не могла. И холодная, беспощадная ясность взгляда-с-другой-стороны была страшнее всего.
…Должно быть, в этом и кроется сила Врага: смешать ложь и правду, истолковать по-своему то, что люди по невежеству и слабости разума своего объяснить не в силах. И правда, искусно переплетенная с ложью, обращается, в конце концов, в свою противоположность. Ошибался Хурин Талион, полагая — Врагу неведомо то, что движет людьми: о нет, конечно, он знает, знает это, и сомнения, сострадание, милосердие людское, стремление к скрытым знаниям — и к самопожертвованию, и гордость — все это становится орудием в руке Врага. Он прекрасно изучил все людские страхи, заботы и тревоги, он способен найти ключ к любому сердцу, если сердце это не тверже стали и адаманта… а сердце женщины ранимо и слабо, и надежнейший ключ к нему — сострадание. И сколь часто именно за страдания любят женщины…
Но, может быть, в этом все дело? Ведь отец столько говорил о милосердии к побежденным! Пытаясь победить зло ненавистью, порождаешь лишь новое зло; быть может, любовь… Но любовь, рожденная ложью и чарами, будет ли истинной любовью? Все ли раны должно оплакивать, всегда ли достоин сострадания страждущий? А кто будет решать, достоин ли человек сострадания, или нет… Но раны, нанесенные ненавистью, исцеляет любовь… Но можно ли любить воплощение зла… Но много ли найдется безумцев, следующих за тем, кто сеет лишь зло — а за ним шли тысячи… Кто скажет, что делать мне? — нет мне покоя…