Ничего. Только глухая волчья тоска — такая, что хочется завыть, запрокинув лицо к тяжелому беззвездному небу.
Он повернулся к Саурону.
— Начать все заново?
И понял вдруг, что если Саурон ответит — да, он скажет — убей меня.
— Нет, — ответил Саурон. И повторил: — Нет. Ты вернешься к началу, оставшись таким, какой ты есть.
Хэлкар кивнул. Саурон медленно поднялся, не отводя взгляда от лица нуменорца. На его раскрытой ладони лежало кольцо: черный метал, черный камень. Хэлкар не знал, что это. Так было нужно. Он не спросил — зачем.
Просто протянул руку.
Ладонью вверх.
На мгновение их руки соприкоснулись — и что-то дрогнуло в лице Саурона.
Он опустил глаза и, развернувшись, поспешно вышел из комнаты. Хэлкар остался один. Остался смотреть на пляску пламени в очаге.
* * *
…Частым стуком сердца — перестук, перестук, перестук копыт, и летит вперед гонец, глотая сухую пыль. Принц Ханатты, получив весть, сказал только: «Любая помощь Посланника Солнца будет радостью и честью для нас». Мчится гонец в Черную твердыню, неся ответ принца Керниена, военачальника Ханатты: любая помощь… Мчится гонец, неся весть: Нуменор снова двинул свои войска в бой. Надежды мало.
Любая помощь будет — надеждой.
И — эхом — несказанное: помоги…
* * *
Хэлкар стоит перед Сауроном — прямой и холодный, как черный клинок.
— Ты отправишься в Ханнатту. Ты знаешь, что такое война и что такое Нуменор. Ты знаешь, что делать для того, чтобы остановить твое войско, — голос Владыки холоден и жесток.
— Я сделаю это, — Хэлкар идет к дверям, но, уже почти на пороге, останавливается и оборачивается:
— Ты же знаешь, кто я. Ты знаешь, как я буду добиваться своей цели. Все это ляжет на тебя. Тебя это не останавливает? Ты не боишься, что тебя будут считать таким же, как и я? — эхом.
— Мы с тобой поговорим об этом. Потом. Когда ты вернешься.
Коротко кивнув, Хэлкар выходит из зала.
Затихают шаги в коридоре, и фаэрни снова остается один. Пламя, потрескивая, пляшет в камине, отражаясь в невидящих глазах как в зеркале полированного светлого металла.
…Ты пройдешь через ненависть и боль, через пламя и смерть — и вернешься ко мне. Вернешься более человеком, чем сейчас. А, может быть, душа твоя умрет навсегда. Но все равно — ты сможешь спасти многих. Сейчас ты не чувствуешь боли, но тоска твоя поведет тебя путем возрождения. Если ты не оступишься. Но все равно — многих ты приведешь к победе. Это, наверное, жестоко, но у меня нет другого выхода. Я не могу учить тебя сейчас. Нет времени. Ты должен будешь учиться сам. И если тебе хватит сил, ты вернешься сюда. А я… я буду ждать тебя…
