Летопись 2. Черновики | страница 41
Лестница привела их на вершину горы. Багрово-черные, низкие тучи плыли по небу, приближалась гроза. Порыв ветра ударил в лицо, разметал волосы. Мир, казалось, тонул в какой-то мрачноватой дымке.
— Слушай и смотри, — произнес Саурон.
И тут весь мир исчез в ослепительной вспышке молнии. Гроза началась.
Хэлкар покачнулся, как от удара. Мозг его вдруг вспыхнул и разлетелся на тысячи осколков. А потом пришли чувства, которым не было раньше места в его душе: страдание и счастье, ненависть и любовь, горе и радость, разочарование и надежда… Он был сразу многими людьми, оставаясь в то же время самим собой. Многоцветные кусочки смальты, осколки мозаики, стремящиеся соединиться в единое целое. Он чувствовал. Впервые за много лет. Какими словами это можно описать? С чем сравнить? Слепой, получивший возможность видеть, глухой, услышавший песнь мира… Марионетка, понявшая то, что всю жизнь ее движениями кто-то управлял.
И тут мозаика сложилась в единый узор.
…Майя стоял и смотрел в слепые эти глаза — долго, вечно. А потом Хэлкар — меч Эру, десница Нуменорэ, высший из высших, — начал медленно оседать наземь.
…Очнулся он в небольшой комнате, освещенной только красноватым отсветом углей в камине. Майя сидел спиной к огню в невысоком кресле.
Смотрел молча. Ждал.
Медленно Хэлкар поднялся с жесткого ложа. Подошел.
— Ну что, — глуховато, чуть насмешливо прозвучал голос майя, — может, теперь ты передумал и все-таки выслушаешь?
Хэлкар ничего не ответил. Просто смотрел. Глаза у него были темные, мертвые.
— Да, я могу дать тебе смерть, — кивнул Саурон. — Быструю. Без мучений. Но в тебе достаточно силы — ты еще можешь изменить себя и свою судьбу.
— Ты можешь вернуть мне то, что у меня отняли? — в словах Хэлкара проскользнула тень насмешки.
— Я — нет. Ты можешь вернуть себе себя. А я могу помочь тебе. Но тебе будет очень тяжело.
— Тяжело? — раздельно преспросил Хэлкар.
Саурон понял: слово «тяжело» нуменорцу было до сих пор неизвестно. Он просто не знал, что это такое.
— Ты должен будешь родиться заново… — сказал — и умолк, ожидая ответа.
Хэлкар отошел к окну и остановился там, вглядываясь во тьму. Показалось — или действительно на мгновение он заметил свет звезды? Нет, темнота за узкострельчатым окном была непроглядной, густой как терпкое вино, настоенное на полыни. И еще показалось ему, что он видит отраженное в рассеченном серебряной сеткой стекле лицо мальчика, которого вели на вершину Менелтармы — того мальчика, которым он был когда-то. Он не думал ни о чем — вглядывался в себя, пытаясь отыскать хотя бы отголосок тех, живых, человеческих чувств…