Немного было равных ему в силе и ловкости, в искусстве владения оружием и в знаниях. Так должно быть. Разум его был холоден и чист, как отточенная сталь. Он был — лучшим. Им восхищались, ему завидовали, его ненавидели, перед ним преклонялись — но не любили. Никто. Никогда.
Впрочем, ему это и не было нужно. Он просто шел к своей цели. К своей?.. — нет, его вела иная Воля, ставшая отныне — его волей. Все, что противостоит этой Воле, все, что смеет противиться предопределению, должно исчезнуть. Перестать быть. Он никогда не был жесток, в нем не было ненависти к противникам — ибо нет врагов у меча, а лишь у руки, что держит меч. И тем больше был страх перед ним: не было у него слабостей, он не был подвластен страстям и человеческим чувствам.
Он просто не был человеком.
Вместе с чувствами, с памятью прошлого там, на вершине Менелтармы ушло, кануло в небытие и прежнее имя его. Ныне оно было похоже на сухой треск ломающегося льда — Хэлкаp. Великий воитель Нуменорэ, меч Единого.
Ледяное сердце.
Сам государь, вначале с любопытством и удовлетворением следивший за успехами юноши, теперь страшился его. Если бы Хэлкар пожелал того, ничто не смогло бы преградить ему путь к престолу — Тар-Киръатан слишком хорошо понимал это, понимал, что уже сейчас ничто не сможет противостоять силе Хэлкара. Но не в этом видел юноша свое предназначение. Хэлкар был — выше, ибо власть короля — от Манве, его же сила была — от Единого. Осознав это, государь успокоился. Правду сказать, избранник был неприятен ему; для Хэлкара люди были — фигурами, расставленными Единым на шахматной доске: король ничем не лучше пешки. И самому Тар-Киръатану не по себе становилось под спокойным взглядом ледяных глаз Хэлкара. Юноша не испытывал к государю ни благоговения, к которому король привык, ни благодарности, на которую, как полагал Киръатан, он был вправе рассчитывать: почтительность, продиктованная этикетом, не более. Король был безразличен Хэлкару, как безразличны были власть, почести и богатство, как безразлично было внимание прекраснейших и знатнейших женщин Нуменорэ, любая из которых была бы счастлива разделить с ним ложе, скажи он только слово. Иногда так и случалось — сколь бы ни был холоден и чист его дух, тело все же оставалось человеческим. Но ко всем попыткам этих дам занять хоть какое-то место в его сердце он относился с насмешливым равнодушием. Женщины временами нужны мужчине, как нужны пища, вода или сон. Не более.
