Легионер срывает с себя шлем, являя на всеобщее обозрение отвратительные шрамы XII легиона, Пожирателей Миров.
— Идите сюда, шавки Жиллимана! — ревет он.
Тиель поднимает руку. Никто не стреляет.
Инвиглион боком приближается к нему, не сводя болтер с предателя.
— Что ты делаешь? Ты ранен.
— Нет, — отвечает Тиель. — Я зол.
Он окидывает взглядом своего противника, затем возвращает личное оружие в кобуру и достает из ножен полуторный меч.
На лице Петрония явственно читается тревога и непонимание.
— Он же убьет тебя, дурак.
Тиель встряхивает плечо, чтобы расслабить руку, не сводя глаз с Пожирателя Миров.
— Нужно показать им, кто в Ультрамаре хозяин. И иногда это нужно делать кроваво.
Его слова не убеждают Инвиглиона.
— И кто об этом узнает, кроме нас?
Но ответ Тиеля слишком тих, чтобы его услышал кто–либо кроме него самого.
— Я узнаю.
Он отдает честь, и в ответ получает яростный кивок.
Пожиратель Миров быстр, и работает агрессивно. Сержанту немедленно приходится отступать и торопливо отбиваться. Тяжелый удар высекает искры из клинка Тиеля и цепного топора его противника. Скрежет оружия скрывает за собой натужный хрип Тиеля.
Он колотит пропитанного кровью мясника, безостановочно, будто метроном. Каждый новый удар топора отличается от предыдущего, выискивая слабину, которой можно было бы воспользоваться. Тиель ему такой не предоставляет, но он не побеждает — он лишь держится.
Сержант понимает, что с ним играются. Как и Петроний, который хочет вмешаться.
— Назад! — велит Тиель. — Выполнять!
Петроний неохотно подчиняется, как и остальные.
Злые, наверное. Может своевольные, но верные.
Пожиратель Миров натужно бормочет, поддаваясь безумно-кровавой ярости.
— Шавка… Я… напою клинок… твоей…
Его глаза стекленеют, а зрачки съеживаются в крошечные черные точечки ненависти. Тиель понимает, что затягивать не стоит.
— Ты — шавка… бойцовый пес.
Он пятится, позволяя свихнувшемуся воину двинуться на него, попутно уворачиваясь и пытаясь эффективно парировать удары. Это раздражает Пожирателя Миров, раззадоривает его. Электромагнетический полуторный меч, который сержант стискивает обеими руками, — оружие получше любого цепного клинка. Он стал его исключительно благодаря настойчивой отцовской снисходительности, однако это нисколько не умаляет мощи оружия.
Натиск мясника неистовый, но его удары уже предсказуемы и менее осмысленны. Это чистая остервенелость, желание уничтожить противника чистой агрессией и напором. Тиель, невзирая на избиение, улыбается.
