— Уйди! Не тронь! — говорил смеющейся девы взгляд. Но нельзя не трогать — зовет, влечет. Полночь снимет с девы мирской наряд — далеко не каждый домой уйдет… Это будет после. Потом, потом. А сейчас — гитары и танец-жизнь. Разворот, наклон, повести плечом, чуть припасть, а дальше — быстрее ввысь. Череда движений — за шагом шаг. Ночь теплеет. Жарче. Теснее круг. Забывают люди — кто лютый враг, кто надежный, верный и старый друг. Всё сольется вместе — не различить. Все едины в смерти — простой закон. Льется песня в душной, слепой ночи. Танец девы странной похож на сон.
Все быстрей аккорды — гремит, ревет песнь гитары старой. С собой зовет. Полночь близко, слышишь? Идет, идет. На исходе именно сотый год…
Знает, знает местный и стар и мал, что бежать бы надо, и не смотреть…
Этой странной ночью под бой гитар танцевала в баре красотка Смерть…
Историй много. Её — одна. Малышка-детка, осиротев, в деревне дальней жила-была-росла. И не было краше дев. Да только где в красоте той толк? С младого детства, как выйдет ночь — являлся к деве косматый волк, да уносил из деревни прочь.
Но знали люди — в крови горит забытый, старый и злой огонь. В ночи холодной она не спит, заклятья шепчет, да жмет ладонь, с которой капает алый цвет на плащ потертый, на арбалет…
Деревня эта стояла там, где два десятка семь лет назад отдали земли седым волкам — решили звери на новый лад построить жизни свои. Теперь — дворцы, приемы — как у людей. Был укрощенным строптивый зверь — решил отведать людских страстей лесной народец. И стаи в миг сменили шкуры на тюль и шелк. И человечий двуногий лик им стал привычней, чем серый волк.
А где-то в самой лесной глуши страдал и злился их волк-отец. С звериной частью своей души они простились — в немых овец попревращался весь клан волков. Основу предали всех основ.
А по селеньям все шепчет люд в трактирах, пабах, да кабаках, что за волками уже идут — багряный плащик и смерть в руках.
Забыли волки, кто их отец — замкнулся старых пророчеств круг. На блеск рубинов, златой дворец сменили горький еловый дух. И как собаки из рук людских хватать готовы обед, скуля.
Холодный ветер слегка притих, да ночь накрыла леса-поля. В объятья ночи шагает мир — народ в трактире гудит сильней:
— Проснется скоро седой Фенрир! Придет! Накажет своих детей!
А дети в замке — полночный бал. Недаром знают в веселье толк. Смеется в небе луны овал, её прославит тут каждый волк.
