χάριτος ἐπὶ τὸ κρεῖττον μεταρρυθμιζούσης ὅλον· ὁ μέντοι τούτων εὐμοιρήσας νοῦς καὶ πρὸς τὸ συνημμένον σῶμα πολλά διαπορθμεύει τοῦ θείου κάλλους τεκμήρια, χάριτί τε θείᾳ καὶ σαρκός παχύτητι μεσιτεύων καὶ δύναμιν τῶν ἀδυνάτων ἐντιθείς.
Но пусть такого не случается вовсе! Ибо когда ум, 19 как показало предыдущее слово, изгонит всякую живущую в нем страсть, стяжает для души бесстрастие, полностью возвратив к себе не только сам себя, но и все прочие душевные силы, — он извергает все извне приобретенное им [223] из своей сердцевины. И вот тогда ум устремляет все, что было в нем дурного, [224] к тому, что более совершенно, а вернее, к тому, что совершеннее всего и причастно лучшему уделу, дабы не только превзойти материальную двоицу, [225] но и подняться к умозрительным и совершенно отрешенным от [всякого] представления мыслям. Богоугодно и боголюбиво совлекши все свои одеяния, он, согласно Писанию, «нем и безмолвен» [226] предстает перед Богом. В этот миг закон материи сдерживается умом, и ум в полной безопасности ваяется как вышнее создание, ибо не стучится более к уму никакая страсть, так как полученная извне благодать всего его настраивает на лучший лад. Поэтому причастный к стольким благам ум и на соединенное с ним тело переносит многие признаки божественной красоты, будучи посредником между божественной благодатью и грубостью плоти и делая возможным невозможное.
Ἐντεῦθεν ἡ κατ’ ἀρετήν θεοειδής καὶ ἀπαράμιλλος ἕξις καὶ τὸ πρὸς κακίαν ὅλως ἀκίνητον ἢ δυσκίνητον, [227] αἵ τε θαυματοποιίαι καὶ τὸ διορᾶν τε καὶ προορᾶν καὶ περὶ τῶν πόρρω που συμβαινόντων, ὡς ὑπ’ ὀφθαλμούς διαλέγεσθαι· καὶ τὸ δή μέγιστον, ὡς οὐδέ περὶ ταῦθ’ ὁ σκοπός τείνει τῶν μακαρίων ἐκείνων, ἀλλ’ ὥσπερ εἴ τις ὁρώη πρὸς ἡλιακήν ἀκτῖνα καὶ τῶν ἐναερίων ἀτόμων αἰσθάνεται, κἂν μὴ τοῦτο τῶ προσορῶντι σκοπός, οὕτως ἐκείναις ταῖς θείαις ἀκτῖσι καθαρῶς ὁμιλοῦσιν, αἱς φύσει πρόσεστιν ἡ πάντων ἀποκάλυψις, οὐχί τῶν ὄντων μόνον ἢ καὶ γεγενημένων, ἀλλὰ καὶ τῶν ἔπειτ’ ἐσομένων, ὁδοῦ πάρεργον ὡς ἀληθῶς ἡ τούτων προσγίνεται γνῶσις. Σκοπός δὲ αὐτοῖς ἡ κατά μοναχούς ὑπερτελής τελειότης, ἡ ἀληθής ἡσυχία, μᾶλλον δὲ ὁ τῆς ἀληθοῦς ἡσυχίας, ὃν ἔφημεν, καρπός· τὸ δὲ δυστέκμαρτον καὶ δυσεκλάλητον καὶ δυσεπίτευκτον χρῆμα, κἂν ἡμᾶς τὸ τῆς ὑποθέσεως ὑπερβάλλον καὶ περὶ τῶν ὑπέρ ἡμᾶς ἐπῆρε διά βραχέων ὑποσημῆναι τανῦν.
Отсюда происходит боговидный и непревзойденный навык к добродетели и совершенная непреклонность или неудобопреклонность к пороку, а также чудотворение, прозорливость и провидение, и [дар] рассказывать о том, что происходит где-то далеко, как о том, что происходит на глазах [у повествующего]. Однако поистине превыше всего то, что все эти [дары] не являются целью тех блаженных людей, но, как если кто посмотрит на солнечный луч и различит взвешенные в воздухе частицы, хотя вовсе не они являются целью для смотрящего, так и блаженные, общаясь в чистоте с божественными лучами,
