«Великий огонь очистит от скверны…»
В нём воспитывали это с детских лет, когда он был ещё послушником в Церкви Святого Нарила. Его учили, что магия разрушает этот мир, делает его порочным и жестоким. Хуже всего то, что она даёт доступ к своим силам всем без разбору, особенно тем людям, чьи сердца черны изначально. Других она губит постепенно, впиваясь в наивные умы, как змея впивается в руку, впрыскивает свой яд, бегущий по венам к самому мозгу.
«Зло и хаос. Смирение и покой».
Церковь бы простила, если бы магия лечила болезни и спасала заблудших. Но магия была средством власти, рычагом давления, тёмным даром, пред которым преклонялись даже светлейшие князья. Что бы стало с этим миром, если бы князь не умер, а продолжил бы подпитывать высокомерие магов, с каждым годом расчищая им путь к господству? Леку было противно видеть, что верховный маг гостил у Твердолика чаще, чем он, голос Матери Света и истый спаситель смертных. Магия никого не спасала. Магия только портила, развращала чистых прежде людей, оскверняла их сердца алчностью и могуществом. Она не дарила надежду, она забирала души, оставляя только оболочку. И вот уже люди поклонялись этим созданиям, величающим себя чародеями, которые легко могли обратить города в прах, если бы им вздумалось.
«Вот он какой, ваш бог? Магия? Тщеславный ребёнок, которому всё дозволено, которому вы молитесь и кого вы страшитесь… Но Матери Света не нужно бояться. Она наказывает лишь тех, кто слеп»
Это были правильные слова. Лек слышал сегодня возгласы толпы и понимал, что вера в людях всё ещё жива, просто она дремала долгое время, спрятавшись от затуманенного ложными домыслами рассудка. Оставалось только разбудить её, напоминая о настоящих грешниках, о настоящих виновниках ада на земле, и вытащить наружу. Человек с верой — то самое, что рано или поздно заставит магов признать своё поражение и сгинуть в небытие.
Крики оборвали размышления Лека, и он поспешил. В подземелье было холодно и воняло сыростью и кровью. Проходя мимо камер, Лек не смотрел в них. Он смотрел перед собой, зная, что если повернётся в сторону любого из узников, то увидит эту отчаянную ненависть в глазах страдающего. Глупцы не хотели признавать, что они слепы и наивны. А ведь сделай они это — их страдания вмиг прекратятся.
Герберт фон Андро стоял на коленях, голый и трясущийся. Завидев верховного служителя, палач прекратил истязания и сложил кнут, дожидаясь дальнейших указаний. Лек вошёл в камеру, замечая, что здесь присутствовали ещё двое: граф Притбор и Полад Оскол, главнокомандующий третьей дивизией.
