Свобода…
Вот это – настоящая свобода. На которую я сейчас смотрю из окна мчащейся кареты, как птица из золотой клетки.
Я вздохнула и отвела взгляд, чтобы не травить душу и кое-как вытерпеть оставшиеся десять дней положенного срока. А потом снова подняла глаза и внезапно поняла, что король все это время внимательно за мной наблюдал.
– Вы не любите города, леди? – негромко спросил он, когда молчание стало откровенно тяготить.
– Нет, ваше величество.
– Вы не привыкли к городским стенам?
– Напротив, – грустно улыбнулась я. – Я едва из них вырвалась. И больше не хочу туда возвращаться.
– Тем не менее, вы все-таки приехали в столицу.
– Только по делу, ваше величество. И на очень короткое время.
– А потом снова собираетесь вернуться в Фарлион? – деликатно поинтересовался моими дальнейшими планами король.
– Да. Ненадолго.
Он удивленно кашлянул.
– Значит, потом вы поедете куда-то еще? Неужели вы так любите путешествовать?
– Не люблю. Но приходится.
– Куда же потом ляжет ваш путь?
– Пока не знаю. Это еще не решено. Хотя заканчивается любой путь все равно одинаково.
– Где же вы собираетесь остаться, леди? – снова спросил король, кажется, искренне недоумевая.
– Там, где тепло, ваше величество. Там, где я нужна. И где есть люди, которые мне дороги.
– Вы планируете вернуться к брату?
– Нет. Гай в каком-то смысле всегда со мной.
– Тогда, может быть… к Иште? – вкрадчиво поинтересовался его величество, но я снова покачала головой.
– Ишта не нуждается в компании. В этом вы с ним очень похожи. Он, как вы понимаете, тоже стоит высоко. Так высоко, что уже начинает об этом жалеть. Потому что быть на вершине – это значит быть одному. Впрочем, вам ведь тоже знакомо это чувство?
Король чуть дрогнул. Но так слабо и незаметно, что я, если бы специально за ним не следила, наверное, не заметила бы. Однако мои слова его явно задели, так что, кажется, в нем все же осталось что-то живое. Что-то, что он не может контролировать. Что-то, что не задавлено его властностью и цинизмом. Где-то очень глубоко внутри. Под стальной маской. За холодным забралом чуть прищуренных глаз. За плотно сжатыми губами и неуязвимой броней из равнодушия.
Пусть даже это – слабая, незаметно грызущая внутри тоска, которая просыпается лишь изредка, в такие моменты, как сейчас. Старая, уже беззубая, но невероятно живучая тоска, которую ты не можешь выкорчевать из остатков собственной души и которой никак не можешь найти объяснение.
Я печально улыбнулась, поняв, что случайно задела в высокопоставленном собеседнике какую-то важную струну, которую он совершенно не собирался демонстрировать, но промолчала. Да и не о чем было говорить: карета очень вовремя остановилась, и снаружи зашуршали чьи-то осторожные шаги.
