Первое, чему я как следует научился ― прятаться, да так, чтобы даже Али, излазивший в нашем замке все закоулки и подземные переходы, не мог меня найти. И совсем не потому, что нам с ним очень нравилось играть в прятки. Таков был приказ отца, повелителя этих горных пустошей. Для меня возможность удачно и вовремя скрыться означала спасти свою хрупкую жизнь, потому что защитить её сам я пока не мог: был для этого слишком слаб.
Мы сидели, прижавшись друг к другу, словно воробушки под крышей, и вздрагивали от доносящихся совсем рядом криков боли, лязганья мечей и стонов умирающих. В замке происходила очередная попытка переворота, и мы, двое мальчишек ― я и мой слуга Али, спрятавшись в тесной кладовке за тюками с грязным бельём, дрожали, каждую минуту ожидая, что старая дверь распахнётся, и, стуча подкованными сапогами, к нам вломятся заговорщики, чтобы убить меня, единственного наследника престола.
Али, которого я знал с пяти лет, обняв меня за плечи, шептал, обдавая моё заплаканное лицо запахом восточных специй:
«Не бойся, Барри, они нас ни за что не найдут. Куда им, этой тупой солдатне. Помнишь, как страшно было в прошлый раз в том жутком подземелье, но мы же спаслись. И сейчас, слава господу, всё обойдётся».
Его голос испуганно вздрагивал, и мне казалось, что ему хочется спрятаться за мою металлическую броню. Я сидел, сжавшись в комок, прижимаясь к нему, и понимал, что если нас сейчас найдут, то никакой каркас из стальных прутьев и тяжеленные латы, в которые я был упакован, не спасут меня от мечей заговорщиков. Мгновение ― и моя голова будет лежать рядом с грудой бесполезного металла.
И Али, моего слуги, нет, единственного друга, тоже не станет. Его худенькое тело, одетое в разноцветную рубаху и такие же штаны, традиционные на его родине, не защитят от мечей наёмников. Оставалось только ждать и молиться, чтобы прачка, укрывшая нас здесь, не проболталась под неминуемыми пытками заговорщиков.
Глядя во влажные карие глаза друга, казавшиеся огромными из-за расширенных зрачков, я не видел в них надежды на благополучный исход, только обречённость. Мы не разлучались всё детство: он играл со мной, учился наукам и боевым искусствам, принимал вместо княжеского сына наказания за шалости ― и теперь был обречён умереть вместе со мной.
Я не мог себе представить жизнь без него, потому что полностью зависел от моего маленького смуглого раба. Ведь страшная болезнь, доставшаяся мне в наказание за грехи отца ― мои хрупкие кости ломались от малейшего неловкого движения ― ещё не забрала мою жизнь только потому, что умелые мастера нашего княжества сковали для меня доспехи, сплетённые из особой, гибкой стали, предохранявшей от несчастий. А придворный маг позаботился, чтобы моя «защита» менялась и росла вместе со мной.
