что-то такое лишнее завелось в пустующем разуме
точит-подтачивает изнутри словно графит свинцового карандаша
ходят вокруг здания попарно
тише говорит нынче тихий час и всё закрывается
если бы знал что так бывает но ведь не знал
143
они теперь проступят сами
вишневый сад и милый дом
на мраморе в семейной драме
на Пушкинской и на Страстном
сними меня на фоне пятен
слепых небес оркестра ям
где остается текст понятен
и первый шрам от сердца прям
вот указатель «выход где-то»
под версткой пепла ножевой
под слоем ветоши из пледа
и под весеннею травой
они теперь проступят сами
вишневый сад игольный двор
где календарь слепит годами
и листья тлеют до сих пор
сними меня на фоне ада
одним щелчком простым числом
здесь повторять так долго надо
про две прямые и потом
про «славен наш Господь в Сионе»
и про сукровицу в уток
144
и всё поёт Giovanni донне
что мир по юности жесток
***
серовский лёд подольский черный мел
зеленка смог но только не успел
разбитым ободком сукровицей бровей
открыткою restante где разведенный клей
серовский сад картофель фри и walker
тебя хранить на самой поздней полке
тебя хранить подземки медный крот
обратной перспективой линий лжет
земля под паром сурика теперь
как на холсте разорванная дверь
как тело обреченное на тело
и контур нанесенный неумело
***
вдруг поняла что забыла всех адресатов Кафки
начала постепенно вспоминать Милена Луцилий нет это не отсюда
так они все лежат в одном столе по ним не наводят справки
по чающим воскресения в первой строфе теперь не бывает чуда
145
так ли закончатся все слова от которых плоть казалась живою
кровь на стекле разбитого для любой красоты сосуда
так ли закончатся слова и всегда говорить с тобою
бежевой бязью штукатурки письмами ниоткуда
памятью выжатой хлопок лен и штампом стертым едва ли
списком зачитанных имен пустой телефонной книги
сколько легло в нее и сколько бы вместе ни забывали
сильные рифмы искать например говорит вериги
146
дома у нас печальны тот же пир он говорит на каждой остановке
перчатки дев прекрасных и неловки движения руки сачок зажав
здесь лёд и медь унылый школьный сплав
он получил в прощенный вторник имя чтобы за стол не сесть теперь с другими
и так она тепла еще покуда что смерть не отменяет веру в чудо
в дыханье роз и ветреность червей
забытый автор говорящий с ней на языке реляций и подколок
последний лёд уже совсем не тонок
и проступает бледная щека так словно речь теперь издалека
заводят лишь бы говорить о речи
всё тот же пир и оплывают свечи на скатерть с перезрелой бахромой
