Я вздернула на него голову, от неожиданности не врубаясь, о чем он.
— Что?
— Если Инквизитор постановит, что ты попала сюда случайно и ничего не знала о своем происхождении — я отпущу тебя обратно в твой мир.
Я даже приподнялась на сиденье, схватившись за ножны его меча.
— Но… как? Как вы это сделаете?
— Я могу настроить мой личный портал на твой мир. Узнаю координаты.
— Пожалуйста… — я умоляюще прижала руки к груди, забыв от волнения все слова. — Пожалуйста, отпустите меня… Я ведь ничего не сделала и ничего не знала…
Он поморщился, будто моя настойчивость была ему неприятна.
— Я не люблю повторяться. Ты не представляешь больше для меня никакой ценности, Надя. Если Инквизитор не найдет в тебе лжи — будешь свободна. Мое слово.
И опять отвернулся.
И я отвернулась. Уставилась в окно, поджимая губы, чтоб не дрожали, переваривая то, что только что услышала.
«Ты не представляешь больше для меня никакой ценности, Надя…»
Вот он — залог моей свободы! Мое счастье и освобождение — на расстоянии вытянутой руки. Ведь даже если Инквизитор этот долбанный читает мысли — ничего крамольного он в них не увидит, потому что я чиста и невинна, как ангел с небес.
Так почему же я сижу здесь, пялюсь во тьму и глотаю соленые слезы, вместо того, чтобы радоваться?
* * *
Замок Уштор был огромен, черен и по большей части пуст, за исключением покоев хозяина — седобородого старика, такого древнего, что он походил на скелет, каким его рисуют на иллюстрациях лекарей.
Вырубленный прямо в скале, замок омывался со всех сторон бушующим морем — волны разбивались о его основание, плавно переходящее в камень, а брызги иногда достигали окон на самом последнем этаже строения.
Когда-то Уштор принадлежал могучему, богатому клану, был ухожен и полон челяди, однако за три века его неумирающий хозяин сумел полностью разорить и родовое гнездо, и сам клан — вовлекши всех в аферу, которой не было конца и не было исхода.
Хозяину было плевать на деньги, плевать на славу и почести. Его не интересовало ничего, кроме ЦЕЛИ — его единственной, великой и несбыточной мечты. Того, ради чего он поддерживал в себе жизнь все эти века, пусть даже и Темной Магией.
Потому что, в отличие от потомков, проклинающих его за расточительство, старик помнил нечто гораздо более важное, чем все материальные блага мира вместе взятые.
Старик помнил, каково это — летать.
— Дед! Дед! — хромающий на одну ногу худосочный юноша с необычайной для него скоростью передвигался по коридору, спеша в центральную залу. Сначала он бежал, опираясь на трость, потом отбросил ее и захромал чуть ли не в припрыжку.
