Я напал на такую мысль: конечно, мы, марксисты, отрицаем существование какого бы то ни было бога и искать его нечего, потому что нельзя найти несуществующее.
Но все же мы окружены огромным количеством людей, находящихся под известным обаянием религиозных запросов. Среди них есть такие круги (в особенности, как я думал, крестьянские), которым легче подойти к истинам социализма через свое религиозно-философское мышление, чем каким-либо другим путем.
Между тем, рассуждал я, в научном социализме таится колоссальная этическая ценность; его внешность несколько холодна и сурова, но он таит в себе гигантские сокровища практического идеализма. Так вот надо только суметь в своеобразной полупоэтической публицистике вскрыть внутреннее содержание учения Маркса и Энгельса, чтобы оно приобрело новую притягательную силу для таких элементов.
Руководствуясь этим фальшивым настроением, я написал ряд сочинений (среди них большой двухтомный труд „Религия и социализм“), в которых раскрывал научный социализм как шествие человека через социальную борьбу, науку и технику по направлению к все более неизмеримой власти над природой. Бога нужно не искать, толковал я, его надо дать миру. В мире его нет, но он может быть. Путь борьбы за социализм, т.е. за триумф человека в природе, это и есть богостроительство.
Правда, я в своих книгах тщательно указывал на то, что социализм, который я трактовал как наивысшую форму религии, есть религия без бога, без мистики, но на самом деле вся концепция представляет собой что-то вроде упрощенного фихтеанства, приспособленного к полуматериалистическому способу выражения»[110].
Все это было более чем серьезно: богостроительство Луначарского оказалось чем-то вроде неудачной попытки, если воспользоваться словами Ленина, «согнуться до точки зрения общедемократической вместо точки зрения пролетарской», стремлением – «для популярного изложения» – «посюсюкать», допуская заигрывание с обывательскими предрассудками (см. 48, 228)[111]. «В самых свободных странах, – писал Ленин Горькому в ноябре 1913 года, – в таких странах, где совсем неуместен призыв „к демократии, к народу, к общественности и науке“, – в таких странах (Америка, Швейцария и т.п.) народ и рабочих отупляют особенно усердно именно идеей чистенького, духовного, построяемого боженьки. Именно потому, что всякая религиозная идея, всякая идея о всяком боженьке, всякое кокетничанье даже с боженькой есть невыразимейшая мерзость, особенно терпимо (а часто даже доброжелательно) встречаемая
