- Это не твое дело. А мое.
- Если ты свалишься с этих ступенек, то сломаешь свою гребаную шею, - резко говорит Николас, наклоняясь. - Я не собираюсь рисковать только потому, что в тебе больше гордости, чем здравого смысла. Я помогаю тебе, Оливия. Смирись с этим.
А потом он проходит мимо меня. И присаживается на корточки. Его голос становится мягче.
- Мистер Хэммонд?
И мой отец невнятно говорит:
- Кто вы?
- Николас. Меня зовут Николас. Похоже, у вас небольшие проблемы, так что я помогу вам подняться наверх. Все в порядке?
- Да... чертовы ключи не слушаются.
Николас кивает, затем жестом приглашает Логана подойти. Они поднимают моего отца с обеих сторон, его руки лежат у них на плечах.
- Оливия, открой дверь, - говорит он мне.
Мы проходим через кофейню, потому что там больше места. И когда я смотрю, как они несут отца через кухню и вверх по лестнице - его голова свисает вперед, болтаясь на шее, как у новорожденного, ноги волочатся - я понимаю, что это очень, очень плохая ночь. Лучшее, что я смогла бы сделать, это затащить его внутрь, взять подушку и одеяло и провести с ним остаток ночи на полу.
Но даже знание этого не останавливает унижение, горящее у меня под кожей.
И пламя становится только жарче, когда они проходят через нашу обшарпанную гостиную, находящуюся в беспорядке из-за разбросанной обуви и оберточной бумаги, потому что у меня не было времени прибраться. Если бы все шло так, как я хотела, я бы заставила ее выглядеть красивой — затейливой — со свежими цветами и взбитыми подушками. Только не такой.
Они укладывают отца на кровать в его спальне. Я протискиваюсь мимо Николаса и снимаю темно-синее одеяло со стула в углу. Укрываю им отца, и укутываю его. Его глаза закрыты, а губы открыты, но он не храпит. Сейчас в густой щетине на его подбородке больше седины, чем черноты. Я медленно наклоняюсь и целую его в лоб, потому что, хоть он больше и не мой герой, он все еще мой отец. Мы втроем молча спускаемся вниз. Руками обхватываю себя за живот, жестко и крепко, такое чувство, что кожу покалывает — так она чувствительна. В голове у меня уже звучат слова, которые скажет Николас:
Я тебе позвоню.
Это было... мило.
Спасибо, но нет.
Должно быть, он испытал облегчение, увернувшись от пули — вероятно, задаваясь вопросом, о чем, черт возьми, он думал вначале. Единственный багаж, к которому такой парень привык, это Louis Vuitton.
- Я... я буду у машины, сэр, - говорит Логан, когда мы добираемся до обеденного зала кафе. Он кивает мне и направляется к двери.
