В царствование Бориса Годунова, в лето 1589-е, а от сотворения мира в 7097-е, в Москве Церковный собор избрал первого патриарха на Руси. Им стал митрополит Иов.
С приходом в Москву Лжедимитрия Иова лишили высокого сана, сослали в монастырь, а патриархом Лжедимитрий сделал тульского архиерея, грека Игнатия.. Высокой чести Игнатий удостоился, потому как встречал самозванца в Туле и назвал государем.
Недолго он патриаршил. Убили Лжедимитрия и прогнали Игнатия, а Гермогена собор провозгласил патриархом.
В трудные времена находил Шуйский у Гермогена душевное успокоение, верил ему. Как добрый лекарь, врачевал патриарх Шуйского, внушал твёрдость, хоть и видел, слаб на царстве Василий. Гермоген в проповедях призывал стоять против вора и самозванца...
Когда Шуйский вступил в патриаршие покои, Гермоген читал при свечах. Мелкий, худой, в рясе чёрного шёлка, с непокрытой головой, он выглядел подростком, и только белая борода и такие же белые, спадающие до плеч волосы говорили о его летах.
Встал патриарх, благословил Василия и, указав на кресло напротив себя, сказал:
— Ждал тебя, государь, знал, придёшь. Когда обедню служил, заметил непокой в очах твоих.
— Истинно, владыка, душа моя в смятении каждночасно. Ляхи и литва заворовались, самозванец в подмётных письмах бояр и дворян смущает, к измене подбивает, от голода люд московский озлобился.
— Великие испытания послал нам Всевышний. Молись, государь, и я в молитвах покоя и благоденствия отечеству прошу.
— Кругом недруги чудятся, убийцы.
— Кто злоумышляет против помазанника Божьего, тот смерти достоин, ибо Господь сказал: «Не думайте, что Я пришёл принести мир на землю, не мир принёс Я, но меч».
Чернец внёс липовый мёд с молоком. Гермоген посмотрел вслед монаху, потом повернулся к Шуйскому:
— Пей, государь, нет ничего полезнее, чем горячее молоко с мёдом. Успокаивает. А мёд из бортей Николо-Угрешской обители, чист и ароматен. От прошлого лета, а вишь, и время не тронуло, светел и душист. — Прикрыл глаза, сказал мечтательно: — Борти люблю, лес, травы, тишина и покой, лишь пчёлы гудят. Благодать. Красен и дивен мир, созданный Господом!
Помолчал, сменил разговор:
— Скипетр и держава не удел слабых, государь, крепко держи меч в руке. Казни чернь воровскую, ибо не единой лаской добро творишь, вдвойне поучая. А холоп ровно дитя неразумное.
— Дитя ли, владыка? Паства неразумная? Волки! Болотникова вспомню — мороз продирает. А уж я ль не добром к нему: и прошение сулил, и в службу звал.
