людей, остаётся ватажникам искать удачи в обход Москвы, идти на Троице-Сергиеву лавру, оттуда, минуя стороной Суздаль, прямо к черемисам.
Ещё рассказал Берсень, как бежали из-под Пронска рязанцы, а царский воевода Куракин отбил у гетмана Лисовского Коломну...
Тронулась ватага в день Ивана Постного, в самом начале бабьего лета, когда серебряная паутина повисла в тёплом синем небе.
Засунув топор за бечёвочный поясок, Акинфиев вёл ватажников на Коломенское. Чем ближе к Москве, тем чаще разграбленные деревни и села, разорённые так, будто по ним прошёлся неприятель. В одном селе повстречался крестьянин, рассказал, что люди укрываются от шляхтичей в лесу, паны с гайдуками озоруют. С той поры, как объявился в Тушине самозванец, покоя от ляхов нет.
— А ещё царём назвался, — сплюнул Акинфиев, — пёс из Речи Посполитой, ядрён корень! Навёл иноземцев на Русскую землю. Нет, не такого государя искал Болотников! И мы не покоримся шляхте, попомнят они мужика российского. Горька доля холопа и крестьянина при царе Василии, не слаще уготована ему доля и царём Димитрием.
У села Тайнинского московские полки встретили гетмана Ружинского, потеснили его к Тверской дороге. Князь Роман бросил в бой хоругвь гусар, но шляхтичей взяли в сабли казанские и мещёрские татары. Гетман поспешил увести гусар в Тушино.
Тревожно на душе у Матвея Верёвкина. Надеялся, что подойдёт к Москве — и откроет город ворота, под колокольный звон и людское ликование он вступит в Кремль. Но первый же штурм развеял мечты.
Большую силу собрал Шуйский, из многих городов явились в Москву стрельцы и служилые люди, дворяне и дети боярские, мурзы из Поволжья со своими конниками. Трудно одолеть их в бою, тем паче взять Москву приступом...
Войско самозванца отошло к Тушину, укрепилось рвами и палисадами, нацелило на Москву огневой наряд, держало гуляй-городки[13] в постоянной готовности; Вокруг Тушина казаки и холопы разбили стан: к зиме готовились. А в Тушине знать царская, паны вельможные. Мастеровые умельцы срубили государю хоромы просторные, с высоким Красным крыльцом и Передней палатой, Думной, где собирались на совет гетманы и паны, бояре и дворяне, которые присягнули царю Димитрию. Государь в Думе выслушивал их, сидя в резном кресле-троне, давал указания, принимал перемётов. Охраняли государев дворец шляхтичи и казаки: зорко стерегли царя.
Подчас Матвею Верёвкину казалось, что паны боятся, как бы он не сбежал: вдруг не вынесет бремени самозванца! Иногда Матвей и вправду сожалел, что назвался царём Димитрием. В такие дни он делался угрюмым и пил без меры. Злился: Москва рядом, а ни добром, ни силой не покоряется. Стоит, неприступная, красуется, богатством шляхту манит...
