Она съела безвкусный ужин и рано легла спать. Но заснуть не удалось. Она лежала и смотрела на большое рекламное табло на другой стороне улицы. Оно подмигивало ей, посылая короткие сообщения. Подмигивание первое: «Принимайте таблетки «Соми». Подмигивание второе: «Ззззззззззззззз».
Сон никак не приходил. Она была леди Шалот и плыла по реке в Камелот в белоснежном платье. Но вдруг оказалось, что она совсем не леди, а несчастная девочка, и прячется в воде от соседских мальчишек, заставших её за купанием нагишом. Она отчаянно надеялась, что им надоест издевательски над ней хохотать и они убегут прочь — тогда она сможет вылезти из холодного водного плена и взять одежду. Раз шесть подряд ей приходилось опускать в воду пылающее от стыда лицо, и вот, наконец, они ушли. Посиневшая от холода, спотыкаясь и дрожа, она выбралась на берег, долго и яростно сражалась с непокорными рукавами, но все–таки ей удалось спрятаться в своем платьишке из полиэстера. Со всех ног она помчалась домой, в деревню: скорее, скорее, скорее… но опять все изменилось, и она уже не бежала, а плыла в ладье в Камелот, одетая в белоснежное платье. «В виду альтанов и садов, и древних башен и домов, она, как тень, у берегов, плыла безмолвно в Камелот»[9]. Рыцари и народ Камелота, собравшиеся у реки, прочитали её имя. начертанное на ладье, и явился сам Ланселот — Ланселот или лорд Альфред, он принимал то один, то другой облик, но в конце концов оказалось, что они оба — один человек. «Лицом как ангел хороша», — прошептал Ланселот-Альфред, и Эмили, леди Шалот, услышала его, хотя и была давно мертва. «Да упокоится душа волшебницы Шалот…»
Бригада грузчиков работала всю ночь, и Зал Поэтов полностью преобразился. Андроиды исчезли, им на смену пришли сияющие арт–объекты двадцатого столетия. Там, где прежде сидел Роберт Браунинг, погруженный в мечты об Э.Б.Б[10], теперь стояло нечто с табличкой «Файердом‑8». А на священной территории Альфреда, лорда Теннисона, вольготно расположился длинный низкий предмет обтекаемых форм с труднопроизносимым названием «Тандербёрд».
Подошел мистер Брэндон. Его глаза сияли так же ярко, как и столь любимая им хромированная отделка.
— Ну что, мисс Мередит? Как вам новая экспозиция?
Эмили чуть было не высказала все, что об этом думает, но вовремя прикусила язык. Увольнение навсегда лишит её общества великих поэтов, а оставшись в музее, она, по крайней мере, будет знать, что они где–то рядом.
