— Так, на этой площадочке я давно не была, давайте, рыбки мои, плотнее, я вхожу! Ма-ассаж! — слышалось из глубины салона.
Холод обжег лицо и шею, приводя в чувство. Ева закашлялась. Пропахшая табаком остановка и ежащиеся люди. Кто-то громко говорил по телефону, кто-то смеялся, стоя среди друзей. Просто люди. Никаких чудовищ.
Ева подошла к занятой скамейке и села на самый краешек. Голова тягуче болела. Она прижала ладонь ко лбу, потерла глаза. Внезапно сознание накрыла всепоглощающая усталость, липкая и вязкая, как сироп. И раздражение, навязчивое, как жужжание мухи под потолком.
«Мерзость… Мерзость одна кругом… Разоделась. Шалава…». Ева оторопело выпрямилась и обернулась. Обычная с виду бабуля сидела за ней и водянистыми глазами без интереса смотрела на молодую блондинку в шубе, увлеченно болтающую по телефону и каблучком постукивающую по снегу. В руке старухи были зажаты семечки, она раскусывала их и сплевывала шелуху вниз. «Мерзость…». Старуха жевала семечки. «Твари… Твари все».
Безумие какое-то.
В смятении Ева встала и отошла подальше, чужие эмоции схлынули, но во рту остался кисловато-затхлый привкус чужого разочарования в жизни. На горизонте все яснее замаячила тень душеспасительного учреждения.
Подъехал троллейбус, люди выходили и входили, торопились. Ева оперлась на стеклянную стенку, от перспективы опять оказаться в салоне, среди лиц и эмоций, стало дурно. Бросило в дрожь. То ли от холода, то ли от нервов. Она затянула шарф, застегнула пуговицы, нащупала в кармане сумки наушники. Лучше пешком. Не важно, реальность это или игра угасающего разума, единственное, что сейчас поможет — держаться от людей подальше. «Я хочу узнать, что ты чувствуешь сейчас», — жизнерадостно раздалось в наушниках, когда она включила плеер. Еву передернуло.
— Привет, — с облегчением поднялась из-за стола Наденька, как только заметила ее. — Я думала, ты раньше приедешь.
— Да я проездной потеряла, решила, это повод прогуляться.
Надя глянула в сторону окна с решеткой-солнышком. Четвертый час. Над городом брезжили легкие, едва ощутимые сумерки. Она зябко поежилась.
— Не замерзла? Я в такую погоду мелкими перебежками от транспорта до места бегаю.
— Немного.
— Давай тогда по чайку? — решила Надя, поднимая с казенного старого стула шаль и заворачиваясь в нее.
Знакомый теплый запах книжной пыли и старой деревянной мебели после мороза нагонял сонливость.
— Давай лучше я макеты отправлю в типографию, пока не поздно, а ты чайник согрей, — предложила Ева, разматывая шарф.
