— Послушайте, дорогой мой Тернер. Вы знаете, она обрадовалась, увидев меня, даже поцеловала сразу же, и мы пошли обедать, закатили пир горой и великолепно провели время. Она была прелестнее чем когда-либо, и мне казалось, что ее прежнее чувство ко мне вот-вот вернется, она была так… Ну ладно, бывают вещи, о которых не говорят, Тернер, но в ней не чувствовалось ни враждебности, ни обиды, и у нас все началось бы сызнова в тот же самый вечер. О милая, милая… Но потом! Я готов был броситься к ее ногам, но этого не сделаешь в кафе, где полно народу; я только мог, что дотрагиваться до ее рук, прекрасных рук, покоящихся на белой скатерти. Я все время спрашивал: «Ты прощаешь меня?», а она отвечала: «Мне нечего тебе прощать, дорогой, совершенно нечего». Какой возвышенный отзвук вызывали эти слова в моей душе, охваченной искренним раскаянием, — я был готов умереть.
«Но ты все еще не спросил меня, где я была, — воскликнула она весело, — чем занималась, ты, нелюбезный старый Питер! А ведь я побывала во Франции и в Швеции тоже, вот!»
Я был счастлив услышать это — она казалась такой отважной!
«Когда же?» — спросил я.
«Сразу же после того, как ушла от тебя», — ответила она.
«Ты хочешь сказать — когда я ушел?»
«А разве ушел ты?.. Ну да, конечно, так ты и должен был подумать… Ах, бедный Питер, какие грустные дни пришлось тебе пережить!»
Признаюсь, я был немного сбит с толку, но все еще пребывал в восторженных чувствах: посудите сами, Тернер, она опять безнадежно вскружила мне голову; я хотел исповедаться до конца во всех своих мерзостных поступках, исповедаться, чтобы получить отпущение. Я начал так:
«Разве ты не так уж была рада избавиться от меня?».
«Ну, — сказала она, — на первых порах я больше всего боялась, как бы ты не нашел меня и не стал добиваться примирения. Я не хотела этого, или мне казалось, что я не хотела».
«Именно это я и чувствовал! — воскликнул я — Но как бы я тебя нашел?»
«Ну, ты мог бы наводить справки и повсюду ездить за мной по пятам. Но теперь я обещаю — никогда больше я тебя не покину, Питер, дорогой, никогда, никогда!»
Мой бедный разум, Тернер, заметался во все стороны, как подстреленная птица.
«Ты говоришь, Фиби, это ты меня бросила?»
«А разве не так?»
«Но ведь это я ушел от тебя, — сказал я, — ушел из гостиницы; это было в тот ужасный день, когда мы так поссорились, и я не вернулся. Уехал в Америку. Я жил в Америке почти четыре года».
«Значит, ты говоришь, это ты меня бросил?» — вскричала Фиби.
