***
Тем же вечером Томас везет меня к себе в Бруклин. Пусть официально и живу в университетском общежитии, большую часть времени я провожу в его двухкомнатной квартирке. О переезде ни один из нас ни разу не заговаривал. Слишком рано. Мы вместе всего несколько месяцев.
За Ники по необходимости присматривает живущая по соседству миссис Картер. Эта милая леди неровно дышит к моему бойфренду. Она обожает его стихи и сама хочет начать писать. Иногда Томас ей помогает, и за этим процессом очень интересно наблюдать. Он старается быть милым, но это дается ему тяжело.
Когда мы добираемся до дома, Ники уже спит. Пока Томас объясняет миссис Картер про четное и нечетное количество слогов, я на цыпочках иду в комнату мальчика. Он так вырос за последний год, что это пугает. Я не успела оглянуться, как он уже ходит в детский сад. Дыхание Ники сейчас мягкое и спокойное; на новой шапке, которую я подарила и которую он не выпускает из рук, пятнышко слюны. Шапка, к сожалению, неправильного цвета — не фиолетового. Предпочтения Ники изменились, и теперь он больше любит красный. Немного обидно, но я непременно обращу его в свою веру снова. Когда провожу пальцем по его пухлой щеке, Ники забавно фыркает.
Для него я — Лейла. Девушка, которая дарит ему шапки и иногда целует его папу. Но когда несколько недель назад Ники назвал меня мамой (или это было всего лишь похожее слово), я не на шутку перепугалась. Тот вечер был очень тяжелым. И я плакала, вспоминая обо всем, что случилось с Хэдли. Никто не знает, где она сейчас. Я плакала, думая о том дне, когда Ники узнает, что я не его мама. Что я просто девушка, с которой отец изменял его маме. Интересно, возненавидит ли он меня. Меня по-прежнему мучает этот вопрос, хотя Томас уверил, что все наладится. Но вдруг нет — тогда я не знаю, что делать. Сомневаюсь, что смогу пережить ненависть Ники.
Тихо закрыв за собой дверь, я выхожу из комнаты и вижу, что Томас ждет меня в спальне. Иногда мне кажется, что у него в комнате вместо стен книги. Ему бы подошло. Томас без рубашки лежит на кровати и читает.
— Как он?
— Спит.
— Хорошо, — бормочет он.
Мое сердце счастливо сжимается, поскольку я понимаю, что Томас мне доверяет, когда речь заходит о Ники. А ведь он еще не до конца оправился от того несчастного случая. В сердце Томаса по-прежнему живет страх потерять сына. Но он потихоньку приходит в норму. И от мысли, что Томас мне доверяет, на моих глаза снова появляются слезы. Как будто ему не нужно перепроверять, все ли в порядке с Ники. Как будто я настоящая мама для его сына.
