— Я делаю так, что ты сгораешь дотла. Иногда стремительно. Иногда мучительно медленно. А иногда так, что тебя может увидеть любой.
Томас ласкает меня сквозь кружево белья, и, подстраиваясь под его движения, я начинаю покачивать бедрами. Мне мало. Я хочу большего.
— Плевать. Делай что угодно. Только не останавливайся. Пожалуйста, не останавливайся.
— Не буду. Я не остановлюсь, даже если все, с кем ты видишься на занятиях, услышат твои стоны. Нас разделяет лишь стена, Лейла. Тебя это возбуждает? Хочешь, чтобы я тебя трахнул? Чтобы все спрашивали себя, не голос ли Лейлы Робинсон они слышат? Голос, который издает такие сексуальные стоны. Голос девушки с фиолетовыми глазами, настолько горячей, что у мужчин от нее непрекращающийся стояк.
— Томас, — протяжно произношу я, потому что движения его пальца ускоряются. Слова Томаса имеют надо мной странную и даже сверхъестественную власть. Я могу кончить, всего лишь слушая, что он говорит.
— Но они понимают, что к тебе нельзя прикасаться, да? Они знают, что ты моя, — голос Томаса становится все ниже и ниже. Слова идут откуда-то из глубины его груди. Он полностью растворился в происходящем, как и я. В эротизме и чувственности этого момента.
Издавая всхлипы, я потираюсь низом своего живота о его, и Томаса приглушенно стонет.
— Лейла, детка, скажи мне. Скажи, что ты моя.
— Да, — шепчу я в ответ, подчиняясь ему и его словам и осыпая поцелуями колючий подбородок. — И они это знают. Знают, что я с ума по тебе схожу. Знают, как сильно я хочу тебя. И что я позволю тебе сделать со мной что угодно. Что только захочешь.
Ответный стон Томаса низкий и громкий. Дрожь, которая охватила его тело, дает понять, что мои слова имеют над ним не меньшую власть. Так же глубоко проникают в его сердце, как и в мое. Схватив меня за волосы, Томас запрокидывает мне голову.
— Смерти моей хочешь, Лейла? Если да, имей в виду, что я не боюсь отправиться прямо в ад. Вот только не раньше, чем членом почувствую твою дрожь и сочащуюся влагу.
Последними словами Томас уничтожил остатки беспокойства, и теперь мне абсолютно наплевать, где мы находимся. На Земле ли мы вообще? Возможно, оба умерли и сейчас пребываем где-нибудь на небесах? Впрочем, все равно. Я просто хочу почувствовать его внутри.
Томас расстегивает ширинку, отодвигает в сторону ткань моих трусиков и одним движением оказывается во мне. Нас больше нет. Есть только вздохи и стоны, соединенные в одну мелодию.
Мы трахаемся в темном переулке. Секс грязный, грубый и быстрый. Сплетение вспотевших тел и рваное дыхание в унисон. Возможно, его можно назвать аморальным. Но он полностью отражает нас самих. Как и нашу историю любви.
