— Ничего такого.
Габриэль немного приподнимает плечо, пока наблюдает за стадионом.
Он принес мне яичный салат с аругала. Мой любимый. Я сжимаю сэндвич в руках, словно драгоценный подарок, и делаю еще один укус. И еще. Черт, какая же я голодная.
— Это нечто.
— Не болтай с полным ртом. — Он достает из сумки бутылку воды, покрытую капельками конденсата, и откручивает крышку перед тем, как передать ее мне. — Боже упаси, еще подавишься едой и не сможешь больше болтать.
Вода ледяная, и я чувствую, как она охлаждает меня изнутри. Сладостная влага.
— Откуда ты узнал, какой сэндвич мой любимый?
Он смотрит вдаль, но его подбородок слегка опускается.
— Моя задача — знать всё о своих людях.
Его людях. Его стаде.
— Не вижу, чтобы ты принес еду еще кому-то.
Он наконец-то поворачивается в мою сторону. Мерцающие голубые глаза искрятся язвительным весельем, кривая линия губ слегка изгибается. Как всегда у меня перехватывает дыхание. Изгиб углубляется.
— Никто не выглядит таким голодным, как ты, Дарлинг. И ради всех нас лучше накормить тебя.
Я подозреваю, что он назвал меня по фамилии в виде насмешки, но Габриэль всегда произносит мое имя, будто ласку. Я отмахиваюсь от этого чувства, передергивая плечами.
— Меня даже не волнует то, что ты говоришь оскорбления в мой адрес. Это правда. Я была готова съесть собственные руки.
— Нам бы этого не хотелось. — Его рука почти касается моей. — Ты нужна нам для работы.
Мой телефон звонит.
— Замри на этой мысли, — говорю, отвечая на телефон. — Желтый?
— Желтый? Вот как ты отвечаешь на звонки? Это твоя мама, к слову.
Я закатываю глаза.
— Да, мам, я узнала твой голос.
— Ну, с тобой никогда не знаешь наверняка, — отвечает она, глубоко вздыхая. — Ты очень давно звонила, могла и забыть.
Улыбаясь, я опускаю сэндвич.
— Мам, ты могла бы сделать чувство вины видом Олимпийского спорта.
— Я пытаюсь, мой ангельский пирожочек. А теперь расскажи о своей новой работе. Они с тобой милы? Тебе всё нравится?
Это не тот разговор, который мне хотелось бы вести рядом с Габриэлем и его супер острым слухом, не говоря уже о его явно веселом обращенном ко мне взгляде. Но не могу же я заявить об этом вслух.
— Конечно, все они мило ко мне относятся. В противном случае, я бы не осталась.
Не совсем правда. За последние годы я работала на многих дерьмовых работах с даже еще более дерьмовым начальством, но решила начать с чистого листа: не воспринимать ничего, что не приносит мне радость.
— И я рада этому, ма. Правда.
