— Полюбил я Милодору, — признался Авросимов, с умилением представляя, как она сидит там в комнате на стуле, руки сложив на коленях. — Я увезу ее в деревню, и все тут. Жить без нее не могу.
Крупников засмеялся снисходительно.
— Ей-богу, сударь, — сказал Авросимов. — Вы что, не верите? А я утверждаю, что это так… И матушка моя будет рада… Мне эти мучения, сударь, эти муки городские не по плечу… Мы уедем отсюдова прочь. Мне и славы этой не нужно, когда здесь все тайна, и мрак, и драка промеж собой.
Поручик снова засмеялся, потеребил черные свои усы и сказал:
— Да вам же показалось, что вы любите. Это ночью возьми и покажись. Вы дитя совсем. Да она же простая девка, да к тому же немолодая, да она старая просто… Это друг наш Браницкий, толстый такой, ты его помнишь, это он придумал для шалости, а вы возьми и поверь. Какое безумство в вас! Да вы ступайте, ступайте, в лицо ее взгляните. Я вас представлял себе дитем, но уж не таким, сударь. Вы ступайте, ступайте, полюбуйтесь на свою избранницу… Да у нее и зубов-то половины не хватает… Ступайте…
— Жалкие ничтожные люди! — воскликнул наш герой с негодованием. — Да это вы взгляните на нее, вы все, которые ее осуждаете!
Крупников в сердцах махнул рукой, но, видимо, желание помочь нашему герою все-таки взяло верх, и он, погасив обиду, сказал:
— Ваня, да что же это с вами? Вы человек благородный. Вас прекрасные партии ожидают… Вы лучше велите ей домой отправляться, а то не миновать ей конюшни…
Люди, толпившиеся в сенях, разошлись постепенно кто куда. Испуганный человек выбрался из чулана и упрямо полез на второй этаж. Авросимов его даже не заметил.
«Какие там партии? — подумал он. — Мне она нужна, да и только. И конюшни я не допущу, вот крест святой… Я этого Браницкого к стеночке-то припру…»
— Вы намекаете, сударь, на то, что она не принадлежит мне? — спросил он у Крупникова. — Да что за печаль? Я выкуплю ее. А за конюшню бог накажет.
— Ваня, — сказал поручик с сожалением, но твердо, — образумьтесь. Что это тебе приспичило? Грязная девка, чудая, дворовая. Да я раз с ней оскоромился, ей-богу, будучи невменяемым, и все они такие же… Черт вас возьми, да что это с тобой?! Ты только представь себе: у вас же ничего общего… Вы, сударь, просто безумец… Ты безумец, Ваня. Да ты к ней трезвый и не прикоснешься…
«Сейчас подымусь наверх, — подумал упрямо наш герой, — дверь затворю, ее раздену, сам разденусь, ляжем с ней и будем так весь день лежать в объятиях, ну их всех к черту…»
