Но необходимо было всё же придать огласке тот факт, что художника, скорее всего, убили. И сделать это было нужно не для того, чтобы поставить клеймо на имени Ольги, а для того, чтобы Елена могла жить спокойно. Петр видел, как много для нее значит неизвестность и непонимание, сам ли ее отец покончил с собой. Она не могла ответить себе на вопрос «почему», а подобная неизвестность зачастую приносит намного больше вреда, чем правда. Эту истину Петр хорошо уяснил за время службы.
Да, завтра утром, перед отъездом, надо наведаться к следователю и дать этому делу ход, твердо решил Петр, погружаясь в сон.
Поспать толком не удалось. Всю ночь Петр ворочался в кровати, мысленно перебирая события последних дней. Это дело не давало ему покоя. Как и любое незаконченное дело, так уж он был устроен. Тяготило то, что версия с наброском оказалась ошибочной, а также то, что он совершенно не понимал, в какую сторону ему продолжать свое расследование. Столько хороших версий сгорело, думал Петр. Сначала мошенничество с антиквариатом, теперь вообще мистический след с этим рисунком. И в результате — полный ноль. Он ненавидел такие моменты. Когда он ничего не то что сделать не мог, но и попросту ничего не понимал.
Нужно спросить Глеба, промелькнуло в голове. Глеб, снова он думает об этом странном парне. И чем он так его зацепил, на этот вопрос Петр сам не мог ответить. С одной стороны, его всё в Глебе раздражало. Его манера общения, его перепады настроения, странное поведение, резкие выпады в сторону Петра, едкие замечания. Но, в то же время, Петр словно был под каким-то странным гипнозом. С самого первого их разговора он не мог отделаться от мысли, что этот странный тип действительно что-то, как бы это выразить, «видит»?
Да, именно это и не давало Петру покоя. Он не верил в подобные сверх способности, но здесь, прямо перед собой, он наблюдал реальные примеры того, как человек брал информацию просто ниоткуда.
Из снов, так говорил Глеб. Ему якобы снится. Петр ловил себя на мысли, что, если бы он услышал что-то подобное от кого угодно другого, то не поверил бы, и даже не стал бы пытаться выяснить, есть ли в этих словах доля правды. А здесь он сам не то, что верил Глебу, он буквально обращался к нему за помощью. Неслыханно. И необъяснимо.
И обидно. Потому что Глеб словно видел его насквозь, а сам он вообще ничего не мог сказать об этом человеке. Наверное, надо было хотя бы навести о нем справки, вдруг проскочило в голове. Нет, он тотчас же отмел эту мысль. Человек помогает, а он вместо благодарности — недоверие. Это совсем нехорошо. Да, надо будет спросить Глеба, не знает ли он чего-то нового об этом деле. По приезду, сразу.
