Ломоносов и Николев (Некоторые тенденции в развитии жанра похвальной оды последней четверти XVIII в.) | страница 7
Если в устах Ломоносова подобная оценка Петра I служила все тем же высоким целям, в данном случае обратить вероятного преемника русского престола к примерам Петра, то заимствование Николевым крылатой поэтической формулы Ломоносова призвано по существу лишь еще раз подтвердить его убеждение в том, что:
Прославление российской императрицы — главный и, пожалуй, единственный источник, который питает пафос од Николева. И, зачислив себя в продолжатели Ломоносова, весьма односторонне восприняв содержание и направленность од своего великого предшественника, Николев настойчиво подчеркивает все, что могло бы как-то приблизить его к Ломоносову, подражая ему, заимствуя, а порой и «полемизируя».
Но Николевым оказалась воспринята лишь внешняя сторона поэзии Ломоносова. Конечно, восхваления монархов присутствуют и в одах Ломоносова. Но, как мы уже отмечали, пафос ломоносовских од заключается не в подобных восхвалениях, как бы пышны они ни были, а служит высоким общественным целям. Всего этого нет у Николева. Государственность позиции ломоносовских од, служившая источником их возвышенного пафоса, перерастает у Николева в казенный патриотизм официальной государственности, призванный воспевать и оправдывать любые политические акции правительства, и с этой точки зрения приобретавший в конце XVIII в. подчас реакционный смысл. В одах Николева и подобных ему поэтов начинают звучать верноподданнические нотки:
Ода на взятие Варшавы оружием Великия Екатерины, 1794.
Эта тенденция воинствующего национализма находит свое продолжение в творчестве откровенно реакционных поэтов-монархистов начала XIX в., таких как, например, П. И. Голенищев-Кутузов.[18]
То, что во времена Ломоносова в силу исторических условий несло в себе определенный прогрессивный смысл, просто повторяемое в новых изменившихся условиях, будучи лишенным источников своего органического проявления, закономерно приводило к упадку поэзии, распаду одического жанра.