Уже в ранних своих произведениях Достоевский четко осознавал, что «подмена» человека его «подобием» («И подменит человека, подменит, подлец такой, — как ветошку человека подменит и не рассудит, что человек — «не ветошка») неумолимо свидетельствует об обреченности антагонистического общества на духовную смерть. («Какой тут вояж! — думает обезумевший, загнанный Голядкин-старший, — тут всеобщая смерть!..»).
Тема «двойничества» в дальнейшем станет одной из ведущих в творчестве Достоевского. При этом писатель будет разрабатывать, так сказать, две ее разновидности: и ту, начатую уже в «Петербургской поэме» о господине Голядкине (раздвоение самого человека, нескончаемый спор его с самим собою — тема Родиона Раскольникова, Версилова, Николая Ставрогина, Ивана Карамазова); и вторую, которая четко обозначится только в «Преступлении и наказании», — тему «психологических двойников» (носителями аналогичных идейных функций, но как «оригинал» и «копия» станут разные персонажи: например, в «Преступлении и наказании» — Лужин и Свидригайлов; в «Бесах» — Ставрогин и Верховенский-младший; в «Братьях Карамазовых» — Иван и Смердяков и т. д.).
Сопутствующий теме «двойничества» мотив «самозванства» также получит свое дальнейшее развитие, и особенно в романе «Бесы». Впервые прозвучала в «Двойнике» и мысль о соразмерности «средств» и «цели»: «Потом пришло ему (Голядкину. — Г. Е.) на память, что иезуиты поставили даже правилом своим считать все средства годящимися, лишь бы цель могла быть достигнута», — именно эта идея обречет Родиона Раскольникова на неслыханное злодеяние, и с нею же вступит в беспощадный спор Иван Карамазов, отказавшись на «слезинке ребенка» строить царство будущей гармонии и справедливости.
Еще много раз явится в произведениях Достоевского образ «больного, странного и угрюмого Петербурга, в котором так скоро гибнет молодость, так скоро вянут надежды, так скоро портится здоровье и так скоро перерабатывается весь человек» (т. 18, с. 34). Таковы последние слова из «Петербургской летописи» — как назвал Достоевский цикл своих очерков, печатавшихся в 1847 году в газете «Санкт-Петербургские ведомости». В них писатель дал толкование и еще одному человеческому типу, появившемуся на страницах его произведений в 40‑е годы и также получившему дальнейшее развитие в последующих повестях и романах. Достоевский называет этот тип «мечтателем», «странным существом среднего рода» (18, 32), прямым порождением «больного Петербурга», где притупляется «талант действительной жизни» (18, 34): «Это кошмар петербургский, это олицетворенный грех, это трагедия безмолвная, таинственная, угрюмая, дикая, со всеми неистовыми ужасами, со всеми катастрофами, перипетиями, завязками и развязками…» (18, 32).
