Наличие в романе «повествователя», вымышленного «автора», который, естественно, ограничен как в своем внешнем, так и внутреннем, психологическом постижении жизни, объясняет принципиальную относительность сообщаемых им сведений о действующих лицах. Эта относительность знаний «повествователя» в дальнейшем неизбежно корректируется другими героями, в результате чего и происходят в романах Достоевского многочисленные катастрофы, «развязки», «исповеди», интимные признания, откровенные или полуоткровенные диалоги и т. д. Весь этот комплекс художественных средств способствует реализации главной цели писателя — постижению, как он говорил, «всех глубин души человеческой». При этом прием ведения рассказа «от первого лица» может быть как явным (например, в том же «Игроке», в «Подростке», в «Бесах»), так и скрытым, отодвинутым в глубь текста («Идиот», «Братья Карамазовы»). Но и в том, и в другом случае «многоголосие», многозвучие как принцип отражения мира остается ведущим в романистике писателя.
Достоевский никогда не был художником «чистых форм». Напротив, он упорно настаивал на том, что отражает «текущую действительность», ее «современную минуту», «печальное и переходное время» (так он характеризовал свою эпоху). Но, как справедливо заметил академик Д. С. Лихачев, — Временно́е было для него формой осуществления вечного. Через время он догадывался о вечном, раскрывая это вечное и вневременное»[7].
Замысел своих произведений (что мы видели уже и на примере ранних вещей, а также в ходе анализа романа «Игрок») писатель всегда соотносил с объективной реальностью. Для Достоевского история никогда не была абстрактна, она для него всегда начиналась с человека, а характер человека, в какой бы «момент» ни застал его художник, всегда должен быть «соразмерен и пропорционален» не только прошлому и настоящему, но и будущему. Человек всегда был для Достоевского «тайной», он считал своей художественной задачей «разгадывать» не только, как воплотилась в натуре современного ему человека вся история человечества, но и как зарождается в сегодняшнем человеке будущая история мира. Писателю неважно, в каком временном отрезке действуют герои его романов (романное время «Преступления и наказания» и «Братьев Карамазовых» — семь дней!), — у них всегда в запасе «целая вечность времени, бессмертие». Не случайно в художественном мире Достоевского изображению человеческой отдельности и неповторимости сопутствовали большой глубины философские и социальные обобщения. Возможность такого синтеза, по мысли писателя, заложена в самой природе человека, ибо смысл и цель пребывания на земле
