Резко отрицательный отзыв о «Хозяйке» Белинского, справедливо увидевшего в ней влияние романтизма, что в восприятии критика означало движение вспять, в принципе был объективен и точен. Но Белинский, разумеется, не мог знать, как в дальнейшем Достоевский воспользуется парадоксальностью художественных приемов романтизма в целях обогащения того самого критического реализма, которому писатель пребудет верен до конца. Уже в 40‑е годы Достоевский собирался проститься с иллюзиями, развенчать «головные химеры», но прощание это, как мы знаем, затянулось. В середине 60‑х годов, в «Преступлении и наказании», вновь появится образ «молодого мечтателя», ведущего уединенный, отшельнический образ жизни и вынашивающего свою ужасную идею «убийства по совести». Это ему, Родиону Раскольникову, скажет следователь Порфирий Петрович, что в основе его преступления «книжные мечты-с… теоретически раздраженное сердце…» Верный своему принципу отражать «современную минуту внутренней жизни» русского общества, Достоевский в «Братьях Карамазовых» (и особенно в образе Ивана Карамазова) вновь покажет, что прощание с «головными химерами» затянулось в самой действительности, и прежде всего в ее интеллигентском слое.
В повести «Хозяйка» впервые в творчестве Достоевского появилось одно из самых заветных для его поэтики «понятий» — «образ идеи», все «идеологические» герои писателя впоследствии будут мыслить не просто идеями, а «образами идей»: так возникнут, например, страстные видения Версилова о «золотом веке» человечества («Подросток»), так пробьется к жизни трагическая «поэма» Ивана Карамазова «Легенда о великом инквизиторе», некоторые мотивы которой (в частности о людях «слабого сердца», не выдерживающих свободы и отдающих себя в добровольное рабство безответственности) уже прозвучали в мрачных откровениях и пророчествах зловещего «колдуна» Мурина («Дай ему волюшку, слабому человеку, — сам ее свяжет, назад принесет»).
В «Хозяйке» Достоевским создан и первый эскиз, первый набросок характера «страстной мечтательницы» и «инфернальной» женщины. Тип героини этой повести (Катерина) с разными вариациями и в разной степени психологической разработанности не минует, пожалуй, ни одного романа Достоевского, и особенно ярко, художественно полнокровно предстанет в романах «Идиот» (Настасья Филипповна) и в «Братьях Карамазовых» (Грушенька, Катерина Ивановна).
Одна из первоначальных вариаций «инфернальной» женщины возникает и в романе «Игрок» (1866) в образе Полины. И несмотря на то, что работа над этим романом, ввиду чрезвычайных обстоятельств, буквально «вклинилась» в процесс написания «Преступления и наказания», «Игрок» все-таки можно и, видимо, нужно рассматривать лишь как предысторию великих романов Достоевского.
