— Хорош, ида-ка сюда, он сам додрочит. — Этот третий, самый здоровый и самый убогий на лицо, сбегает по лестнице через пару минут, он больно тянет её за волосы, отталкивает от дивана, вынуждая встать на колени, давит ей подбородок, всовывает ей в рот свой — здоровенный, каменный — прямо до горла. Слёзы брызгают из глаз, челюсть простреливает болью, нос упирается в густую поросль на лобке, глотка схлопывается в спазме — Ривера сейчас задохнется ко всем чертям, если он сейчас же её не отпустит. Она вцепляется ногтями ему в руку, эта рука резко дёргает её за волосы назад.
— Спрячь коготки.
Эйса слышит хруст собственных шейных позвонков одновременно с протяжным стоном удовольствия — второй, «проблемный», наконец-то разродился с помощью собственной руки. Ей становится по-настоящему страшно, когда двое, понимающе хмыкнув, застегивают ширинки и выходят из комнаты покурить.
— Прилетела на огонёк, птичка. Не обессудь.
Её могли узнать — эта мысль проносится в её голове вместе с хлёсткой пощечиной, с ударом ногой под рёбра, когда она валится на пол. С ударом по голове, со звенящей болью под сводами черепа приходит отчаяние и страх смерти, ледяной ужас, сковывающий по рукам и ногам. Сколько раз она его испытывала? Сколько раз она испытывала судьбу? Только теперь Оливер Данэм не придёт ей на помощь, теперь ей подыхать, как последней суке, такой смертью, которую она видела в кошмарах… Лишь после, когда её ставят на колени, всаживают в неё член и начинают душить, она понимает, что нарвалась на любителя экстремальных развлечений. Надежда ещё есть. Набрать побольше воздуха, изобразить удушение раньше, чем оно начнётся на самом деле, расслабиться и попытаться выжить — её грандиозная спасательная операция сужается до нескольких простых действий. Она повторяет их круг за кругом, пока не теряет сознание на самом деле.
— Мы только начали, эй, — ком дурно пахнущего виски со льдом летит в лицо, Эйса жадно хватает ртом воздух и трогает шею. Больно глотать. Ужас, тупая боль в голове, между ног и в горле, ярость и отчаянное желание жить сворачиваются в груди в тугую воронку, подначивая броситься на эту мерзкую тушу и вынуть из неё глаза. Она смотрит на него волком, жмется лопатками к дивану, едва удерживая себя на месте. Мужик это замечает.
— Полегче, — он вынимает оружие из кобуры, нарочито медленно, демонстрируя его перед ней во всей красе, снимает с предохранителя, уверенный в том, что напуганная шлюха не совсем понимает, что он делает, но понимает достаточно, чтобы напугаться ещё сильнее, кладёт пистолет на стол рядом с собой. — Веди себя хорошо.
