Ещё минута-другая, и я снова почти я. По крайней мере, могу натянуть платье и туфли. Бутыль сую в карман, пятернёй расчёсываю спутанные волосы. На выходе мне кивает смотритель парковки. Его взгляд скользит по мне безразлично, мысли — серый неразборчивый шёпот.
Поезд метро везёт меня в Бушуик, и вот наконец я дома. На кухне Айко — раскатывает тесто для моти.
— Ты тут, — говорю я тупо. Я сбросила чужой облик, но в голове пока туман. Какие-то ошмётки мыслей Гарви ещё во мне, и кровь неприятно горячо шумит.
— А то. Ты сама приглашала. — Айко работает в компании банкетного обслуживания и сейчас в форменной одежде. Короткие гладкие волосы блестят под светом лампы. На печку позади не бросает тень ни единая скверная мысль. — Опять забыла?
— Нет, как я могла? — вру я, скидывая у порога туфли. — Давно здесь?
— Всего около часа. Привратник меня впустил, а запасной ключ ты мне дала. — Она вскользь, мягко улыбается, энергично работая руками. На закатанных рукавах мука. Моё сердце бьётся так, как никогда не бьётся на охоте. — Надо думать, свидание вышло не ахти. Иначе ты вовсе не появилась бы дома.
— Можно сказать и так.
Я ставлю ворчащую бутылку в холодильник, где она звякает о другие. У меня уже почти дюжина их, бутылок злокачественных объедков с этикетками диетических напитков.
Айко кивает вправо.
— Я принесла немного выпечки с сегодняшнего фуршета. Вон там, в бумажном пакете.
— Ты чудо.
Я бочком пробираюсь мимо неё: не коснуться бы. Айко думает, у меня лёгкая форма гаптофобии, но дело не в этом, а в том, что она пахнет как всё хорошее в мире, надёжное и знакомое, воздушное и земное разом, — и это сводит с ума.
— Хоть бы такси тебе заказал. — Айко тянется к чашке пасты адзуки. Я мну в руках пакет с булочками, делая вид, что выбираю. — К тебе точно магнитом тянет всяких мутных субъектов.
Она права, ведь я не встречаюсь с кем попало. Мне бы голод утолить. Но прежде мне не везло на таких вкусных, такие гнилых до нутра ухажёров, как Гарви. Мне не везло на убийц.
Приведу сучку домой и вскрою сверху донизу.
— Наверно, я слишком странная.
— Скорее, на редкость нормальная. А в «Тиндере» одна только социально неадаптированная дрянь.
— Вот спасибочки.
Она ухмыляется и резко разгибает палец, и в меня прилетает кусочек красной пасты. Я слизываю её с руки.
— Ты знаешь, о чём я, — говорит она. — Давай как-нибудь сходим в мою церковь? Там полно славных парней.
— В этом городе их днём с огнём не сыскать, — бормочу я, большим пальцем касаясь иконки «Тиндера». — Спасибо, но я пешком постою.