Нэтти находилъ, что моментъ какъ нельзя болѣе благопріятенъ, чтобы оформить политическую федерацію всѣхъ союзовъ, въ видѣ настоящей рабочей партіи. Онъ рѣшилъ и самъ употребить для этого всѣ усилія и былъ увѣренъ, что единомышленники его поддержатъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ конфликтъ, разумѣется, неизбѣжно обострялся; но и отношеніе силъ существенно измѣнялось.
Мэнни, слушая эти планы, невольно ловилъ себя на сочувствіи къ нимъ. Это тревожило его идейную совѣсть и вызывало смутное недовѣріе къ себѣ. Ему хотѣлось оправдаться передъ собой, и онъ сказалъ:
— Я совершенно не раздѣляю основъ той программы, которую вы намѣчаете для вашей новой партіи. Но я всегда полагалъ, что рабочіе — свободные граждане — могутъ объединяться въ союзы или партіи, какъ имъ угодно; если они дѣлаютъ это, значитъ, у нихъ есть свои основанія. — Я отказывался принимать требованія союзовъ, но никогда не отвергалъ ихъ права на существованіе. Не знаю, что принесетъ ваша партія въ будущемъ; теперь же не могу отрицать ея необходимости для васъ. Можетъ быть, она будетъ той угрозой, которая остановитъ явно идущее вырожденіе старыхъ партій; за это я готовъ былъ бы сочувствовать ей.
Дѣловое обсужденіе было окончено, и Мэнни заговорилъ о томъ, что особенно изумляло и безпокоило его въ новыхъ событіяхъ:
— Я долженъ сознаться, что совершенно не могу понять этой измѣны со стороны такихъ людей, какъ президентъ и Тэо. Я хорошо знаю ихъ обоихъ: они неподкупны. И однако… Думаете ли вы, что они искренни?
— Навѣрное, да, — отвѣчалъ Нэтти, — Вглядитесь въ ихъ аргументацію: развѣ она у каждаго изъ нихъ не основана, въ общемъ, именно на томъ, что онъ всегда говорилъ раньше? Тэо ревностно охраняетъ демократію и республику; президентъ настаиваетъ на соціальномъ мирѣ…
— Не хотите же вы сказать, что они остались вѣрны себѣ?
— Нѣтъ, конечно, этого я не говорю. Схемы тѣ же, но ихъ отношеніе къ жизни измѣнилось; оно стало противоположно прежнему. Припомните, что когда-то писалъ Тэо по поводу инсинуацій умѣренной печати относительно вашей «диктатуры». Демократія, находилъ онъ, слишкомъ сильна, чтобы ее могли запугать подобными призраками. Какъ бы ни были широки полномочія, если они даны народной волей и подчинены ея постоянному контролю, въ нихъ нѣтъ ничего диктаторскаго. При этихъ условіяхъ, могущество установленной демократіей власти есть только выраженіе могущества самой демократіи: она выбираетъ наилучшія средства для общественнаго блага, и нельзя ограничивать ее въ ихъ выборѣ. А въ данномъ случаѣ, прибавлялъ Тэо, уже сама по себѣ злоба ея враговъ свидѣтельствуетъ о томъ, что выбранъ правильный путь. Тогда Тэо былъ полонъ смѣлости и призывалъ впередъ, къ новымъ завоеваніямъ; теперь онъ полонъ страха и призываетъ къ сохраненію того, что есть. А нашъ президентъ въ своей знаменитой книгѣ писалъ: Надо уступить рабочимъ то, чего они требуютъ законно; этимъ будетъ прекращена растущая вражда классовъ. Если же мы встрѣтимъ неразумно-упорное сопротивленіе тѣхъ, которые безъ усилій и заслугъ получили отъ судьбы все и не хотятъ ничего дать другимъ, тогда мы не должны отступать передъ серьезной борьбою и рѣшительными мѣрами: интересы соціальнаго мира важнѣе эгоизма привилегированныхъ. — И вотъ, въ своемъ нынѣшнемъ посланіи онъ предлагаетъ, тоже въ интересахъ соціальнаго мира, сдѣлать уступки какъ разъ этимъ привилегированнымъ…
