Внуки пришли к Прасковье Яковлевне, когда ей еще не исполнилось 40-ка лет, когда она была молодой и ни о чем подобном не помышляла. Ну отправила старшую дочь в город — так ведь учиться! А она что? Чем там занялась? Это уродливое замужество...
Ничего не понимающая в людях Александра пустилась во все тяжкие в жуткое для семьи время: отец находился за решеткой, а мать с подростком на руках сидела без работы. Ну куда хуже? Тюрьма и сума (то есть, нищета) — беды, во все века пуще всего пугающие человечество, не по одной накинулись на несчастную семью, а объединившейся мощью ударили по ней. А Александра ничего не учитывала... Это же хорошо, что люди пожалели ее мать, не медом угостили, не тарелкой супа... а дали работу в пекарне, где и для себя кусок хлеба можно было выкроить. И мать надрывала там пупок, работая на износ, таская на горбу мешки с мукой. Во имя чего?
Прасковья Яковлевна ночами ворочалась в постели и не могла понять, то ли чужой была Александра в их семье, то ли черствой — как она могла так подвести мать, оставшуюся без мужа? Бедная женщина взывала к богу — за что он свалил на нее все разом, чего веками страшились люди, за какие грехи столкнул на самое дно людское? Как ей теперь подняться, одной? Прасковья Яковлевна — единственная дочь уважаемых родителей, на которую они надышаться не могли, одевали лучше других девушек в селе, любовались ее прекрасной внешностью, гордились работой в школе, их надежда — теперь бала на грани полного отчаяния от стыда за дочь и мужа, от горечи, что мучается не по своей вине, а по вине самых близких людей. На кого же ей полагаться, если даже они подводят и предают ее?
Но втайне Прасковья Яковлевна понимала, за что несет свой крест.
Теперь она вспоминала свое замужество и поняла, что оно было ничем не лучше, чем у дочери. И вела она себя точно так же безоглядно, эгоистично — привела в дом к родителям совершенно чужого по духу человека, который с первых минут возненавидел Евлампию Пантелеевну — за боевитость, за счастье в браке, за свой голос в семье. И заставила всех родных считаться с ним.
А муж ее был чужой косточкой в их среде. Его вырастила несчастная женщина, битая мать, живущая в синяках и в утеснениях, в унижениях и в позоре — и он считал это нормой. Он другого порядка вещей не понимал и не принимал. Женщина, которую любит муж, которая смела руководить семьей и детьми, — такая женщина казалась ему неестественной и была ему ненавистна. Эти настроения, которыми Борис Павлович заражался возле тещи и тестя, просто струились из него и поражали вокруг все живое. От них пропадали цветы в доме, никли люди, притихали животные. В ее муже, понимала теперь Прасковья Яковлевна, сидел демон, ненавидящий согласие, созидание, любовь и взаимопомощь.
