А затем наступала очередь солнышка. Уж оно-то не ленилось — палило на славу, так что даже ветер засыпал и повисал между небом и землей без движения. Тогда еще и духота наступала. Впервые Гордей увидел марево, бегущее к небесам.
— Что это? — спросил у отца. — То, что струится вверх прозрачно-блестящими волнами?
— Далеко ли? — спросил отец. — Не вижу что-то.
— Да вот, почти рядом! — нервничал мальчишка, показывая рукой. — Как-то стеклянно блестит. Столбы такие, движущиеся.
— Беги попробуй. Это не опасно.
Гордей вскочил с воза и побежал, гонялся за «движущимися столбами», нырял в них и только руками разводил, оборачиваясь к отцу. И не понимал, почему тот смеется.
— Это марево, — объяснил отец, когда запыхавшийся Гордей вернулся на телегу. — Природа сего явления кроется в зное. Без ветра разогретые нижние слои воздуха не могут переместиться в прохладное место, поэтому волнами устремляются вверх, к холоду небес.
— Мираж, призрачное видение?
— Ну... по сути, да. Только видения больше пустыням свойственны, а наше марево не в состоянии так уж сильно шалить. Правда, степное марево тоже бывает весьма морочливо. Тогда нижние слои воздуха, на глаз вроде бы такие чистые и прозрачные, отражают и искажают мелкие предметы (кустики, бугорки) в самых разнообразных образах: то являют подобие обширных вод, позади которых видится заселенный берег, то превращают бурьян в лес, обманывая всякого неопытного путешественника. Иногда оно скрывает только верхнюю половину предмета, и тогда называется верхорез, верхосьем. Однако вблизи марево исчезает, уходит от путника все далее вперед, как ты убедился.
Наносившись под лучами солнца, Гордей не пропускал оказии искупаться в водоеме, если встречались на пути реки или озера. А уж если и сами обозные не прочь были окунуться в прохладу водной стихии, тогда все останавливались и по очереди предавались наслаждению. Мешало одно — ил. Явление чрезмерного раскисания речного дна характерно только для черноземных областей. И вот тут Гордей столкнулся с ним, ранее незнакомым. Но он быстро нашел выход из положения: перед погружением в воду приносил на берег булыжник или охапку травы, чтобы на выходе из водоема встать на эту подстилку и вымыть ноги. Конечно, тут в бидоны набирали свежей воды, коей окропляли себя в пути и поили животных.
Просто удивительно — такие простые вещи, о которых в Москве были умозрительные представления, которые как будто бы и встречались раньше, как марево или ил в реке, тут, на природе, становились чистым открытием! Возможно, так было потому, что Дарий Глебович смотрел на мир Гордеевыми глазами?
