Вскорости после этого разговора с погонщиком случилась тревожная встреча — им перекрыло дорогу семейство вепрей, правда, шедшее по своим делам с весьма мирными намерениями. Молодая и резвая веприха, почти черная, остромордая, с бугристой спиной, похрюкивая, изучала дорогу. Она сосредоточенно обоняла тропу и поспешала вперед, ведя за собой шестерых поросят. А те крошечные крупноголовые создания, коричневатые, с темными полосками вдоль тела, быстро бежали за ней, семеня на высоких ножках. При этом успевали отвлечься на сторону и что-то ковырнуть носом. Шествие замыкал гривастый и клыкастый кабан, чуть светлее мастью, с буроватым отливом, с более длинной щетиной, ровный своей тучной массой. Он шел в арьергарде, оглядывался по сторонам, обнюхивался и определенными звуками сообщал, что поблизости нет опасности.
— Они достаточно красивы, — шептал Гордей отцу, для чего-то залегая в телеге на сене, как в засаде. — Смотри, какие чистые. А говорят, что свиньи грязнули.
— Они, мой друг, видимо, идут с водопоя, где выкупались, — предположил отец. — А россказни об их нечистоплотности вызваны тем, что, купаясь в иле, кабаны избавляются от своих паразитов. Это для них лечебные процедуры. И в линьку они так делают, когда их кожа зудит от выпадения подшерстка. Иногда они смывают этот ил и тогда их поверхностный покров проветривается и получает обильный приток кислорода к порам кожи, оздоравливается значит. А иногда специально оставляют на себе тонкую корку засохшего ила. Это как-то связано с их самочувствием. Возможно, так они спасаются от укусов кровососов. Ничего в природе, голубчик, не делается зря да попусту, неоправданно.
— Это я уже понимаю, отец.
Пришлось остановиться и пропустить вепрей, что погонщики сделали с величайшим почтением и бережностью. Казалось, зверь и человек, почуяв друг друга, послали взаимные знаки уважения и заверения в доброй воле, дали понять о незлобивости, об уступчивости, и разошлись с полным пониманием друг друга. Трогательно было наблюдать эту сцену.
***
Вставало солнце, поднималось над землей, плыло по небу, неимоверно вращаясь в ореоле своих лучей, и снова погружалось в горизонт, словно срывалось откуда-то с прочного места и падало в бездну. И тогда наступал вечер, затем ночь, ибо со светилом уходило то, что дороже всего ценилось людьми, — свет и тепло. Наступала то утренняя, то вечерняя заря, по своей продолжительности строго отмеренная временем преодоления линии горизонта солнечным диском. И ни разу ни утру, ни вечеру не удалось изменить этот порядок.
