Гордей поднял руки, как бы прося пощады.
— Все, все, все, — воскликнул он. — Ты убедил меня, отец, чтобы я к нему даже не приближался.
— Хорошо, — улыбнулся Дарий Глебович, успокаиваясь.
От ярких и поражающих впечатлений у Гордея разбегались глаза. Он не успевал их все отследить и обсудить. А ведь их еще требовалось записать! Иначе не было смысла даже в оглядке замечать что-либо, так как без записей запомнить ничего не удалось бы. Гордей неукоснительно вел свой дневник.
Гордею давно уже был ведом обман, что всё сейчас режущее глаза, тревожащее душу, интересующее ум и щекочущее воображение непременно будет помниться и день, и два, и дольше. Иллюзии восприятия, досадные особенности мозга таковы, что все перемены в днях и ночах, происходящие, по меркам человеческой жизни, тихо и медленно, не поражая ничем особенным, кроме факта узнавания нового, тут же забываются, буквально на следующий день. Будь ты хоть сколько угодно приметливым, но, если не запишешь увиденное, если не свяжешь его с другой информацией, не проведешь от него ниточку из старого дня в новый и из одного события в следующее — ничего запомнить не удастся.
Когда мама полушепотом, словно поверяя некую великую тайну, сказала ему об этом еще пять лет назад, в его девятилетнем возрасте, он рассмеялся и ей не поверил. Как это он завтра не будет помнить этого, допустим, их разговора, что сейчас происходит? Да не может такого быть! Елизавета Кирилловна только улыбнулась и промолчала. А когда через день-два напомнила ему этот разговор, он растерялся — потому что уже не помнил его деталей. Елизавета Кирилловна для закрепления эффекта еще пару раз продемонстрировала сыну, как легко забываются рядовые события будней и таким образом убедила в необходимости вести дневник.
— Жизнь легко пропустить, просто не заметить, как она пройдет, — бывало говорила Елизавета Кирилловна, — именно в силу того, что она состоит из неприметных мелочей. Но ведь пропустить жизнь — это обидно! Уж лучше, действительно, ежедневно потратить полчаса или час на производство записей.
Как говорится, зерно упало в плодородную почву, потому что Гордей любил писать, просто писать — ему нравилось выводить буквы, связывать их в слова, из слов собирать фразы. Пусть сначала они не несли глубокого смысла, пусть были только любовью к сотворению графики текстов, но со временем, когда будет освоена форма письма, оно потребует и смысла.
Так думала Елизавета Кирилловна, и не ошиблась.
