Это не заняло много времени, и уже через час мы были на седловине, а вскоре и на Западной вершине Патриота. Там мы нашли в туре записку Романовича и из нее узнали, что из-за дикой непогоды ребята отказались от восхождения на Главную вершину и уходят вниз по пути подъема. На самой седловине просматривались следы, идущие вниз, иногда совсем заметенные снегом, а временами довольно четкие. Сверху угадывался весь пунктир их спуска вплоть до места отрыва лавины. Вот и стало все ясным. Ребята не стали ждать конца непогоды, так как контрольный срок поджимал, и на спуске, в условиях почти полной потери видимости из-за метели, они потеряли ориентацию и выскочили на самое лавиноопасное место. Здесь-то и произошло самое страшное: склон, покрытый свежевыпавшим снегом, неожиданно поехал, и лавина унесла их всех.
Мы начали было спускаться параллельно пути схода лавины, надеясь выйти к ее выносу, но уже через 100—200 м склон круто пошел вниз. Прямо под ним виднелся огромный ледовый сброс, с которого лавина и обрушилась на ледник с высоты метров пятьсот — шестьсот, Ледниковый цирк был весь забит глыбами льда, больше ничего сверху увидеть не удалось. Вариантов поиска пропавшей тройки по пути их возможного падения не осталось.
Ночевали снова на 5600 м. Все в подавленном состоянии. Трое восходителей — Алексей Романович, Вадим Михайлов и Игорь Тищенко, очевидно, погибли, и мы оказались не в состоянии даже найти их тела. На Сашу Балдина было страшно смотреть, он едва сдерживал рыдания. Вадим Михайлов был его лучший друг еще со школы, и в одной связке они прошли не один сложный маршрут. Плохо было и Сергею Репину — он казнил себя за то, что не дождался группу Романовича, чтобы вместе идти вниз, хотя было очевидно, что это вряд ли могло что-нибудь изменить. Да и все остальные были в шоковом состоянии.
Утром собрались и пошли вниз, превозмогая нараставшую депрессию и полную апатию.
В этот день и произошло то, о чем я написал в начале своего рассказа: неожиданный срыв связки Репин-Шанин, отчаянная ночная попытка до них добраться, возвращение в палатку и невозможность осознать и принять все происшедшее. Эмоций при этом вообще уже не осталось никаких. Видимо, в сознании человека есть какие-то предохранители, спасающие его психику от перегрузки. Выручало только одно — оставалась жесткая необходимость продолжать еще целый день идти вниз по гребню, понимая, что расслабляться никак нельзя, чтобы не допустить даже малейшей возможности еще одного срыва.
