Некоторое время эксперт, хмурясь, размышлял над словами Берковича, потом начал осторожно отсоединять друг от друга пластиковые края рамки. Он что-то бормотал под нос, Берковичу показалось, что это были слова «боже, какой идиот…», но возможно, он ошибался.
Вытащив лист бумаги из рамки, Хан принялся внимательно изучать пазы, в которые был вставлен рисунок.
— Да, — сказал он наконец, — вынужден признать, сержант, что вы правы. Нам такое и в голову не пришло. Почему мы должны были думать, что в рамку вставлены два листа бумаги, а не один? Мы же не делали экспертизу на плотность материала… Три дурака.
— Ну что вы, — смутился Беркович.
— А вы-то как догадались? — спросил Хан. — Вы ведь сразу сказали: «Я так и думал».
— Видите ли, — вздохнул сержант, — как раз сегодня мы с инспектором обсуждали похожую проблему… Может ли человек делать два дела сразу? Вот я и подумал: а если в рамке было два рисунка, а не один? Ох, — опомнился Беркович, бросив вгляд на часы, — уже половина третьего, инспектор снимет с меня шкуру, если я не вернусь к трем.
— Спасибо, сержант, — поблагодарил эксперт. — За мной должок.
— Ах, — сказал Беркович, выходя из комнаты, — нам ведь еще работать вместе, вот и вернете.
— Тебе не кажется, Боря, — сказала Наташа, — что в последнее время люди стали какие-то слишком уж агрессивные?
— Ты это к чему? — рассеянно осведомился сержант Беркович, перелистывая газету.
— Это я к тому, — сказала Наташа, — что опять муж убил жену. Что должна была сделать бедная женщина, чтобы заслужить подобное обращение?
— Ты имеешь в виду Галит Орталь?
— Галит Орталь, верно, — согласилась Наташа. — Вот в газете написано: «Шимон Орталь (66) смертельно ранил ножом свою жену Галит (61) во время пикника в лесу Бен-Шемен. Орталь свою вину отрицает, хотя свидетелями убийства стали около двадцати человек, участвовавших в пикнике. Суд продлил срок задержания подозреваемого на семь дней».
— Да, помню я это дело, — вздохнул Беркович, с сожалением откладывая в сторону газету. Он понимал, что, если Наташа заинтересовалась сообщением, то придется рассказывать ей подробности этого нелепого преступления. Беркович и сам знал далеко не обо всех деталях, вел дело инспектор Барнеа, с которым сержант был практически не знаком — здоровались, и только.
— Ну-ка, расскажи! — потребовала Наташа, присаживаясь к Борису на диван.
— Послушай, — запротестовал Беркович, — мы еще с тобой не поженились, а ты уже требуешь, чтобы я открывал тебе служебные тайны. Что же будет потом, когда тебе удастся все-таки повести меня под хупу?
