— Просто ты не любишь, когда тебе что-то навязывают, даже если это всего лишь брачная церемония. Вот почему ты не получил в прошлом месяце повышения, которого заслуживаешь. «Слишком независим, — сказали мне в кадрах, — пусть жизнь его обломает немного».
— Нормально, — буркнул Беркович. — Всем хочется меня обломать — кадровикам, преступникам, Наташе… И вам тоже. Когда я веду расследование, все время приходится думать: а что скажет по этому поводу инспектор?
— Тебя это нервирует? — хмыкнул Хутиэли. — Ну хорошо. Следующее расследование проведешь сам от начала до конца, я пальцем о палец не ударю. Если завалишь дело, будешь сам и отвечать. Но тогда о повышении придется забыть надолго.
— Согласен, — быстро сказал Беркович.
И будто для того, чтобы поставить точку в разговоре, зазвонил телефон.
— Инспектор Хутиэли? — послышался голос дежурного Михаэля Бирмана.
— Отсутствует, — быстро сказал Беркович. — Я за него. Сержант Беркович.
— А, сержант! Самоубийство на улице Соколов. Патрульная машина ждет на выезде. С вами поедет эксперт-криминалист Хан.
— Я знаю этот дом, — сказал эксперт по дороге. — И погибшего знал. Странная личность. Денег куры не клюют, а жил на первом этаже семиэтажного дома в трехкомнатной квартире, которую купил лет двадцать назад. Давно мог построить себе виллу в Герцлии. Ваксберг его фамилия.
Дом, о котором говорил Хан, оказался серой коробкой, окна квартиры Ваксберга выходили в небольшой сад, отделенный от тротуара невысоким забором. Окна в салоне были распахнуты настежь, в садике дежурил полицейский. Беркович с Ханом вошли в квартиру, и сержант поморщился.
— Чем пахнет? — сказал он. — Похоже, что на кухне пропускает газ.
Патрульный полицейский, первым приехавший по вызову, подтвердил:
— Да, это газ, он еще не вполне выветрился.
Тело погибшего полулежало в большом кресле за широким письменным столом. Голова была опущена на стол, будто человек спал. Все в этой квартире выглядело старым — не антикварным, а именно старым, даже ветхим: и шкафы с книгами, и стол, и кресло.
Хан склонился над трупом, а Беркович осмотрел комнату. Здесь были два высоких окна с распахивающимися рамами — старая конструкция, которую можно было найти разве что в таких старых домах. Обе рамы были распахнуты, и на них видны были клочья приклеенных бумажных лент.
Два человека стояли в стороне, у книжного шкафа: молодой человек с нервыми чертами лица, второй — постарше, выглядевший так, будто его только что подняли с постели.
